— Суперпревосходная еда, да.
И она на самом деле оказалась хорошей, в ней были настоящие овощи, и среди прочего — добрая порция тонко нашинкованной капусты. Куски поменьше оказались мясом — вероятно, бова. Разломив ложкой надвое один из кусков побольше, Сеиварден обнаружила чистый белый цвет.
— Скорее всего, сыр, — заметила я.
Она состроила гримасу.
— Почему эти люди не могут есть настоящую еду? Они не знают, что к чему?
— Сыр — это настоящая еда. Так же как и капуста.
— Но этот соус…
— На вкус хороший. — Я зачерпнула еще ложку.
— Здесь как-то странно пахнет, — пожаловалась она.
— Просто ешь. — Она с сомнением посмотрела на свою тарелку, зачерпнула ложку, понюхала ее. — Это просто не может пахнуть хуже, чем то пойло из сброженного молока.
Как ни удивительно, она почти улыбнулась.
— Да.
Я отправила в рот еще ложку, обдумывая, что бы значило такое хорошее поведение. Я не была уверена, что понимала эти перемены в ее настроении, намерениях и в том, кем или чем она считает меня. Возможно, Стриган права, и Сеиварден решила, что выгоднее всего не отвращать того, кто ее кормит, пока не появятся другие возможности.
Из-за другого столика раздался высокий голос:
— Привет!
Я повернулась — девочка с игрой Тиктик махала мне оттуда, где сидела с матерью. Сначала я удивилась, но мы были возле медицинского центра, куда они повезли своего раненого родственника, и они приехали оттуда же, откуда и мы, и, вероятно, припарковались с той же стороны города. Я улыбнулась и кивнула, и она встала и подошла к нам.
— Твоему другу лучше! — радостно сказала она. — Это хорошо. Что вы едите?
— Я не знаю, — призналась я. — Официантка сказала, что это фирменное блюдо.
— О, оно очень хорошее, я ела его вчера. Когда вы сюда добрались? Так жарко, уже как летом, не могу себе представить, как там дальше на севере. — У нее явно было время, чтобы вернуться в обычное состояние духа после того несчастного случая, который привел ее в дом Стриган. Сеиварден с ложкой в руке озадаченно смотрела на нее.
— Мы здесь всего час, — ответила я. — Мы остановимся только на ночь и полетим к ленте.
— Мы будем здесь, пока у дяди не станет лучше с ногами. А это случится, наверное, на следующей неделе. — Она нахмурилась, считая дни. — Немного дольше. Мы спим в нашем флаере, это ужасно неудобно, но мама говорит, что цены на комнаты здесь — совершенный грабеж. — Она присела на конец скамьи, рядом со мной. — Я никогда не была в космосе, на что это похоже?
— Это очень холодно — даже для тебя. — Решив, что это смешно, она хихикнула. — И конечно, там нет воздуха и почти нет силы тяжести, поэтому все просто плавает.
Она нахмурилась с притворным укором.
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
Я бросила взгляд туда, где невозмутимо сидела ее мать и ела. Не обращая внимания ни на что.
— На самом деле это не очень увлекательно.
Девочка показала жестом, что это не так уж важно.
— О! Ты любишь музыку. Там дальше по улице сегодня будет выступать певица. — Она использовала то слово, которое я употребила ошибочно, а не то, которое сказала тогда мне сама в доме Стриган. — Мы не ходили слушать ее вчера, потому что там нужно платить. И кроме того, она моя кузина. Или точнее, она — тетя дочери кузины моей матери, что, во всяком случае, достаточно близко. Я слышала ее на семейном сборе, она очень хороша.
— Я хочу пойти. Где это?
Она сообщила мне название заведения, а потом сказала, что ей надо доесть ужин. Я смотрела, как она вернулась к матери, которая лишь подняла ненадолго голову и коротко кивнула, я ответила тем же.
Заведение, которое назвала девочка, оказалось совсем рядом: длинное здание с низким потолком. Вся задняя стена раскрывалась ставнями на огороженный двор, где при температуре плюс один сидели нильтиане без курток, попивая пиво и молча слушая женщину, игравшую на смычковом струнном инструменте, который я никогда прежде не видела.
Я тихо заказала пиво себе и Сеиварден, и мы заняли места за ставнями — они защищали от ветра, поэтому там было несколько теплее, чем во дворе, а к стене можно прислониться спинами. Несколько человек повернулись, чтобы взглянуть на нас, а потом отвернулись более или менее вежливо.
Сеиварден наклонилась ко мне на три сантиметра и прошептала:
— Зачем мы здесь?
— Послушать музыку.
Она подняла бровь.
— Это — музыка?
Я повернулась и уставилась на нее. Она слегка вздрогнула.
— Извини. Просто… — Она беспомощно махнула рукой. У радчааи есть струнные инструменты, довольно большое разнообразие, накопленное на самом деле в ходе нескольких аннексий, но играть на них публично считается несколько непристойным, поскольку играть нужно либо голыми руками, либо в перчатках настолько тонких, что это почти бессмысленно. А эта музыка — длинные, медленные, неровные фразы, которые делали ритм трудным для восприятия радчаайского уха, резкий звук инструмента — была не той, что учили ценить Сеиварден. — Она такая…
Женщина, сидевшая за ближайшим столиком, повернулась и укоряюще шикнула. Успокоив ее жестами, я предостерегающе посмотрела на Сеиварден. На мгновение ее лицо отразило раздражение, которое она испытывала, и я подумала, что придется увести ее отсюда, но она сделала вдох, опустила взгляд на свое пиво и отхлебнула из кружки, а потом молча уставилась перед собой.
Пьеса закончилась, и публика негромко застучала кулаками по столам. Исполнительница каким-то образом выглядела одновременно и бесстрастной, и удовлетворенной и начала играть другое произведение, гораздо быстрее и громче, так что Сеиварден без опаски прошептала мне:
— Сколько мы собираемся здесь пробыть?
— Посидим пока, — ответила я.
— Я больше не могу. Я хочу вернуться в комнату.
— Найдешь дорогу?
Она утвердительно махнула рукой. Женщина за соседним столиком осуждающе глядела на нас.
— Иди, — прошептала я как можно тише, но, надеюсь, слышно для Сеиварден.
Сеиварден ушла. Это больше не моя забота, сказала я себе, найдет ли она дорогу назад в наше жилище (и тут я поздравила себя с тем, что заперла свой рюкзак на ночь в сейф, — даже без предупреждения Стриган я не доверила бы Сеиварден ни вещей, ни денег), или будет бесцельно бродить по городу, или зайдет в реку и утонет, — что бы она ни делала, это не моя проблема и мне не нужно беспокоиться. У меня была кружка достаточно пристойного пива и вечер песен, которых я никогда прежде не слышала (обещали хорошую певицу). Я ближе к своей цели, чем когда-либо надеялась оказаться, и могу хотя бы на один этот вечер расслабиться.