Еще через пять километров — за это время она периодически отставала, а затем, задыхаясь, нагоняла меня — она изрекла:
— Буфера Аатр, ты чем-то недовольна, что ли?
Я по-прежнему ничего не отвечала и не останавливалась.
Прошел еще час, город остался далеко позади, и в поле зрения показался мост, плоская черная арка над обрывом, под ним — шипы и кольца из стекла, ярко-алые, глубокого желтого и голубого цвета, и зазубренные обрубки других цветов. Стены пропасти — полосатые, черные, зелено-серые и синие, там и здесь — с прожилками льда. Дно пропасти было скрыто облаками. Надпись на пяти языках оповещала, что это памятник, находящийся под охраной, и доступ к нему разрешен только лицам, обладающим лицензией, — но что это за лицензия и кому ее выдают, осталось загадкой, поскольку я не поняла некоторых слов. Низкий барьер преграждал вход, я легко его перешагну, и здесь больше никого нет, кроме меня и Сеиварден. Ширина этого моста, как и всех других, достигала пяти метров, и, хотя дул сильный ветер, он не настолько силен, чтобы мне угрожала опасность. Я шагнула вперед, переступила через барьер и оказалась на мосту.
Если бы я боялась высоты, у меня здесь закружилась бы голова. К счастью, это не так, и единственным неудобством, которое я испытывала, было ощущение открытого пространства позади и подо мной. Мои ботинки глухо стучали по черному стеклу, и все сооружение слегка покачивалось и содрогалось на ветру.
Изменение характера вибрации подсказало, что Сеиварден последовала за мной.
То, что было дальше, произошло главным образом по моей вине.
Мы прошли половину расстояния, когда Сеиварден заговорила.
— Да ладно, ладно. Я понимаю. Ты злишься.
Я остановилась, но не повернулась.
— Сколько это принесло тебе? — спросила я наконец, озвучив лишь один вопрос из всего, о чем думала.
— Что?
Хотя я не повернулась, я почти увидела, как она наклонилась вперед, уперев руки в колени, слышала, как по-прежнему тяжело она дышит, напрягаясь, чтобы ее было слышно за свистом ветра.
— Сколько кефа?
— Я хотела совсем немного, — сказала она, не вполне отвечая на мой вопрос. — Только чтобы снять раздражение. Мне это нужно. И вообще, для начала — ты за тот флаер вроде и не платила. — На мгновение мне пришло в голову, что она вспомнила, как я получила флаер, сколь неправдоподобным это ни казалось. Но она продолжила: — У тебя достаточно в том рюкзаке, чтобы купить десять флаеров, и все это — не твое, это принадлежит лорду Радча, не так ли? Заставляешь меня так вот топать только потому, что ты зассыха.
Я стояла по-прежнему лицом вперед, куртка облепила меня на ветру. Стояла, пытаясь понять: что означают ее слова, кем или чем она меня считает? Почему, по ее мнению, она меня так заботит:
— Я знаю, кто ты, — проговорила она, пока я молча стояла. — Несомненно, ты хотела бы бросить меня, но ты не можешь, так ведь? У тебя приказ вернуть меня.
— Кто же я? — спросила я, все так же не поворачиваясь. Громко, перекрикивая ветер.
— Ничтожество, вот кто. — В голосе Сеиварден звучало презрение. Теперь она, выпрямившись, стояла за моим левым плечом. — Ты прошла испытания в вооруженные силы, тесты на способности и, подобно миллиону других ничтожеств, сейчас думаешь, что это делает тебя важной персоной. И ты упражнялась в произношении, и как держать столовые приборы, и пробралась в отдел особых поручений, и теперь я — твое особое поручение, ты должна доставить меня домой целым и невредимым, хотя ты предпочла бы этого не делать, так ведь? У тебя со мной проблема, и можно догадаться, что проблема заключается в том, что, как ты ни старайся, ползай на коленях перед кем угодно, тебе никогда не стать тем, кем я рожден быть, а такие люди, как ты, этого терпеть не могут.
Я повернулась к ней. Я уверена, что на моем лице не было никакого выражения, но, когда наши глаза встретились, Сеиварден вздрогнула — она все еще была на взводе — и непроизвольно сделала три быстрых шага назад.
Через край моста.
Я подошла к краю и заглянула за него. Сеиварден висела в шести метрах внизу, обхватив руками замысловатый завиток из красного стекла, глаза ее округлились, рот приоткрылся. Она подняла на меня глаза и сказала:
— Ты собиралась меня ударить!
Расчеты дались мне легко. Вся моя одежда, связанная вместе, достанет только на пять и семь десятых метра. Красный выступ уходит куда-то под мост, и не видно ничего, на что можно было взобраться. Цветное стекло не так прочно, как сам мост, — по моим прикидкам, красная спираль разобьется вдребезги под весом Сеиварден в течение последующих трех-семи секунд. Но это только предположения. Тем не менее любая помощь, которую я могла бы позвать, наверняка придет слишком поздно. Облака все еще скрывают нижние пределы пропасти. Те трубы всего на несколько сантиметров уже длины моих вытянутых рук и сами очень глубоки.
— Брэк? — Голос Сеиварден прозвучал хрипло и напряженно. — Ты можешь что-нибудь сделать? — По крайней мере, не «ты должна что-то сделать».
— Ты мне доверяешь? — спросила я.
Ее глаза округлились еще больше, она судорожно втягивала воздух. Она мне не доверяет, я это знала. Она оставалась со мной потому, что считала меня чиновником, а значит — неотвратимой фигурой, а себя — важной для Радча персоной, настолько важной, что за ней послали специального человека, — недооценка собственной значимости никогда не относилась к недостаткам Сеиварден — и, возможно, потому, что она устала убегать от мира, от самой себя. Была готова сдаться. Но я тем не менее не понимала, почему я с ней. Из всех офицеров, с кем мне довелось служить, она никогда не была в числе моих любимиц.
— Я доверяю тебе, — солгала она.
— Когда я схвачу тебя, разверни свою броню и обхвати меня руками. — На ее лице вновь появилась тревога, но времени больше не осталось. Я развернула под одеждой броню и шагнула с моста.
В тот миг когда мои руки коснулись ее плеч, красное стекло разбилось вдребезги, острые осколки, сверкая, разлетелись во все стороны. Сеиварден закрыла глаза, наклонила голову, уткнулась лицом мне в шею и сдавила так, что, если бы не броня, я бы с трудом дышала. Из-за брони я не чувствовала ее испуганного дыхания на коже, не чувствовала, как проносится мимо воздух, хотя и слышала это. Но она не развернула свою броню.
Если бы я была чем-то большим, чем самой собой, если бы у меня была необходимая численность, я смогла бы определить нашу предельную скорость и то, когда мы достигнем ее. С тяготением просто, но рассчитать влияние бремени моего рюкзака и тяжелых курток, взметнувшихся вокруг, на нашу скорость — мне не по зубам. Было бы гораздо проще рассчитать падение в вакууме, но мы падали не в вакууме.
Однако разница между пятьюдесятью метрами в секунду и ста пятьюдесятью была в этот миг большой только теоретически. Я еще не видела дна, цель, в которую я надеялась попасть, была маленькой, и я не знала, сколько у нас есть времени, чтобы изменить траекторию, если мы вообще сможем это сделать. В следующие двадцать — сорок секунд нам было нечего делать, кроме как ждать и падать.