– Нет, черт возьми, ни в каком не в порядке! – зарычала сестра Доукин голосом, который заставлял стажерок трястись от страха. – Я не позволю ей так разговаривать! Как ты смеешь делать такие гнусные предположения да еще высказывать их вслух, ты, молодка! Это тебе должно быть стыдно! И вовсе не сестра Лэнгтри связалась с солдатом, это ты связалась!
– Да как вы смеете! – задохнулась сестра Педдер.
– Еще как посмею! – закричала сестра Доукин, которая, несмотря на свое полулежачее положение и изуродованные, в одних чулках ноги, умудрилась произвести впечатление высшего авторитета. – И помни, милая девочка, что через несколько недель все чертовски переменится и ты станешь просто еще одним камешком среди других таких же на этом широком берегу, именуемом мирной жизнью. Так что предупреждаю тебя: не вздумай и близко подходить туда, где буду работать я! Я тебя даже в гардеробщицы не возьму! С вами, девицами, всегда так: стоит вам напялить военную форму, как сразу начинает казаться, что вы – леди…
Тирада осталась незаконченной – сестра Лэнгтри издала крик невообразимого отчаяния, так что сестра Доукин и сестра Педдер немедленно прекратили препирательства. А она упала на диван и заплакала, и это не были тихие легкие рыдания сестры Педдер. Откуда-то изнутри ее исторгались мучительные скрежещущие звуки жуткого бесслезного плача, которые скорее напоминали обеспокоенной сестре Доукин судорожный припадок.
И вот наконец наступило облегчение! Оно родилось из накаленной окружающей атмосферы, его вызвала не понявшая сути, но поступавшая из лучших побуждений сестра Доукин благодаря неприязни сестры Педдер. И тогда Онор Лэнгтри отринула от себя этот ком страшного страдания, который столько дней рос в ней и подступил теперь к самому горлу.
– Посмотри, что ты наделала! – яростно набросилась на девушку сестра Доукин, с кряхтением приподнимаясь со своего стула и садясь рядом с сестрой Лэнгтри. – Убирайся отсюда, слышишь? – продолжала она. – Проваливай!
Сестра Педдер в ужасе бросилась вон, а все остальные начали подходить поближе – сестру Лэнгтри все любили.
Сестра Доукин обвела глазами присутствующих, покачала головой и принялась с беспредельной нежностью поглаживать вздрагивающие от рыданий плечи.
– Ну-ну, все хорошо, – тихонько бормотала она. – Поплачь, поплачь как следует, давно пора. Бедная моя старушка! Девочка моя, столько страданий, столько боли… Я знаю, знаю…
До сознания сестры Лэнгтри смутно доходили эти звуки, она словно сквозь туман воспринимала присутствие сестры Доукин, что-то ласково говорившей ей, и всех остальных сестер, собравшихся вокруг и сочувствовавших ей. Она все плакала и плакала.
В отделение «Икс» новость о близком конце Базы номер пятнадцать принес дежурный, рассказав об этом Майклу. Он все болтал и болтал, не переставая, о родном доме и никак не мог сдержать широкую улыбку.
Майкл не сразу отправился на веранду сообщать новость всем остальным; он стоял посреди кухни, одной рукой теребя подбородок, а другой поглаживая себя по бедру.
«Так быстро! – невесело размышлял он. – Так быстро! Я не готов еще и боюсь. Не то чтобы это угнетало меня или я не хотел бы, нет. Просто боюсь того, что меня ждет, своего будущего и того, что оно со мной сделает, что заставит меня делать. Но пусть будет что будет, сил у меня хватит. Пожалуй, это лучший выход для всех. В том числе и для меня. В том числе и для нее».
– На следующей неделе уезжаем домой в Австралию, – объявил он всем собравшимся на веранде.
В ответ наступило гробовое молчание. Наггет, развалившийся на ближайшей кровати с выпрошенным у полковника Чинстрэпа учебником Беста и Тейлора и на весу демонстрировавший чудеса физической силы, опустил огромный том и не мигая уставился на Майкла. Длинные пальцы Мэтта сжались в кулаки, лицо его сделалось совершенно неподвижным. Нейл, до этого набрасывавший что-то на листе бумаги, швырнул карандаш прямо на рисунок, который оказался эскизом рук Мэтта. Показалось, он постарел на десять лет. И только один Бенедикт продолжал раскачиваться взад и вперед на стуле, отнюдь не предназначенном для подобных упражнений, и выглядел совершенно незаинтересованным.
На лице Наггета начала медленно появляться улыбка.
– Домой? – отважился наконец сказать он. – Домой! И я увижу маму!
Но Мэтт оставался все в той же напряженной позе, и Майкл понял, что он представляет сейчас свою первую встречу с женой.
– Гадство! – сказал Нейл, снова взяв в руки карандаш, но понял, что композиция безнадежно нарушена, и снова положил его, встал, подошел к перилам и замер спиной ко всем. – Чертово гадство! – повторил он, с горечью обращаясь к пальмам.
– Бен! – громко позвал Майкл. – Бен, ты слышишь? Пора домой. Мы возвращаемся в Австралию!
Но Бенедикт продолжал раскачиваться взад-вперед, взад-вперед. Стул его опасно скрипел, глаза были закрыты, а сам он находился где-то далеко.
– Я хочу ей сказать, – вдруг произнес Майкл решительным тоном.
Он обращался ко всем, но серьезный взгляд его был направлен на Нейла.
Нейл не обернулся, но положение его широких плеч и ровной подтянутой спины заметно изменилось: сутулость, расхлябанность мгновенно пропали, теперь невозможно было ошибиться в их принадлежности сильному, властному человеку.
– Нет, Майкл, ты ничего ей не скажешь, – ответил он.
– Я должен, – сказал Майкл без каких-либо просительных интонаций.
Он не смотрел ни на Мэтта, ни на Наггета или Бенедикта, хотя Мэтт и Наггет сразу же насторожились.
– Ты ни слова ей не скажешь, Майкл. Ни слова! Ты не можешь этого сделать без нашего согласия, а мы не дадим тебе его.
– Я могу ей сказать, и я скажу ей. Какое это теперь имеет значение? Если она будет знать, все равно ничего уже не изменится. Мы уже решили, как вести себя в этой ситуации. – Он протянул руку и коснулся плеча Бенедикта, как будто это непрерывное однообразное движение раздражало его. Бенедикт немедленно затих. – Мой вклад – самый большой, потому что я здесь единственный, кто может это сделать, и потому что доля моей вины больше, чем чьей-либо другой. Но у меня нет желания страдать молча! Я не герой. Да, конечно, я знаю, что не я один страдаю, но все равно я скажу ей.
– Ты не сможешь сделать это, – металлическим голосом произнес Нейл. – Если ты это сделаешь, я тебя убью, хочешь верь, хочешь нет. Это слишком опасно.
Майкл не стал насмехаться над ним, как это сделал бы Льюс, но в лице его не дрогнул ни один мускул.
– Убивать меня, Нейл, нет никакого смысла, и ты знаешь. Достаточно здесь было убийств.
Послышались легкие шаги сестры Лэнгтри, и все сразу замолчали. Она поднялась на веранду и остановилась, внимательно приглядываясь к ним и пытаясь понять, чему же это она помешала. Если кто-то опередил ее с новостью по поводу Базы номер пятнадцать, то почему это должно было вызвать ссору? Но они все уже знали и тем не менее ссорились.