Екатерина посмотрела на него уже с легкой улыбкой и опустила руку на его рукав:
– Не надо, Роберт. Уж в развязности Мэтью обвинить невозможно. Позвольте нам еще несколько мгновений поговорить, а затем уведите его из замка, чтобы он мог со всей поспешностью отправиться в Лондон.
Уорнер низко поклонился королеве, а затем чопорно удалился, даже не посмотрев в мою сторону. Ее величество кивнула камеристкам, и те отступили к двери сада, а она посмотрела на меня все с той же полуулыбкой на лице:
– Я понимаю ваши благие намерения, Мэтью. Но никогда не забывайте о том, что, как говорит Евангелие, благими намерениями выстлана дорога в ад.
– Простите меня, – попросил я еще раз. – Простите за то, что я обвинил мастера Уорнера, но еще больше за то, что рассердил вас.
Екатерина пристально посмотрела на меня:
– А вам не кажется, что у меня была причина для этого? После того, как вы меня ослушались?
– Да. Да, я понимаю это.
Кивнув в знак одобрения, ее величество посмотрела на своего песика.
– Вы не забыли тот день в Хэмптон-корте? – поинтересовалась она уже более легким тоном. – С нами была леди Елизавета. Ей понравились ваши ответы на ее вопросы, она сама потом сказала мне об этом. Думаю, что вы обзавелись другом в ее лице. И скажу вам, что симпатизирует она людям очень выборочно.
– Я тоже вспоминал эту встречу последние несколько недель. Вы говорили, что она читала «Токсофила» Роджера Эшема. Эта книга числится в любимых и у Хью Кертиса. Он давал ее мне почитать. Признаюсь, я нашел автора несколько самодовольным.
– Я встречалась с мастером Эшемом. Он… уж он-то и в самом деле развязен! – Моя собеседница рассмеялась. – Однако человек он ученый. Леди Елизавета выразила желание переписываться с ним. Она – такое удивительное дитя! Мастер Гриндол отлично учит ее – он из тех, кто считает, что женщина может обучиться всему не хуже мужчины. Это хорошо. Я часто жалею о том, что не получила лучшего образования.
Королева снова улыбнулась, и в глазах ее блеснула искра веселья:
– Хотя мне хотелось бы, чтобы Елизавета не ругалась, как уличный мальчишка. Я все время говорю ей, что леди так себя не ведут.
Она окинула взглядом маленький садик. Пробивавшийся сквозь кроны деревьев свет чертил на земле рисунки, менявшиеся с каждым дуновением ветра. В ветвях посвистывали птицы.
– Какой мирный уголок, – проговорила Екатерина с легкой грустью. – А скажите мне, каков из себя Хью Кертис?
– Он как-то… закрыт извне. Но по-прежнему оплакивает сестру, – рассказал я.
Лицо ее величества снова затуманилось:
– Скоро в Англии будут оплакивать многих. Хотелось бы мне, чтобы король никогда… – Она осеклась, прикусила губу, а потом коснулась моей руки кончиками пальцев. – Простите мое недавнее раздражение, Мэтью. Я устала.
– Не пора ли мне оставить ваше величество?
– Да. Теперь я могу удалиться в свою палату и отдохнуть. Однако молю Бога о том, чтобы мы снова встретились в Лондоне, уже в безопасности.
Поклонившись, я шагнул к двери, полный благодарности королеве за полученное прощение и, одновременно, стыда за свое обвинение против Уорнера. Возможно, я приобрел нового друга в лице маленькой леди Елизаветы, но другого друга точно потерял. И тут я нахмурился. Кое-что все еще беспокоило меня. То, что королева сказала о Елизавете. Прошелестев платьями, камеристки расступились, пропуская меня. За дверью меня ждал адвокат Екатерины, столь же враждебный ко мне и холодный.
– Роберт, – проговорил я, – еще раз приношу свои извинения…
– Идите же, вам пора уходить… – буркнул он недовольно.
Мы поднялись по той самой лестнице, по которой я недавно с таким страхом спускался.
– Мастер Уорнер, – заговорил я, когда мы поднялись наверх. – Я хотел бы задать вам еще один, последний вопрос, если вы не против.
– Ну? – грубо спросил мой коллега.
– Я хочу напомнить вам наш разговор в Хэмптон-корте. Вы сказали тогда, что наша королева, подобно Екатерине Арагонской, предельно лояльна по отношению к своим слугам.
– Не беспокойтесь, – пренебрежительно бросил Роберт, – ее величество не изменит своего отношения к вам.
– Я не об этом. Вы сказали тогда, что у Екатерины Арагонской были свои недостатки. Что вы хотели сказать этими словами?
– Все достаточно просто. Она была похожа на вас, сэр… из тех людей, которых не могут остановить ни здравый смысл, ни даже благопристойность. Когда король выразил желание развестись с ней, папа прислал ей послание. Как ее адвокат я знаю об этом. Папа, высший авторитет для Екатерины Арагонской как католички, предложил ей удалиться в монастырь ради разрешения проблем, начинавших раздирать Англию, что, по каноническому праву, позволило бы королю жениться второй раз без развода.
– Это был бы удобный вариант.
– Это был бы наилучший вариант. Она уже вышла из детородного возраста, и король в любом случае уже не спал с ней. Она могла бы сохранить свой статус и почести, доживать свое в полном довольстве. И ее любимая дочь Мария сохранила бы свое место в линии престолонаследия, ей бы не угрожали исключением, как это случилось впоследствии. Сколько крови оказалось бы не пролито, сколько бед не произошло бы! Но, по иронии судьбы, именно упрямство Екатерины Арагонской привело к отделению Англии от Рима, чего она хотела в наименьшей степени.
– Конечно. Понимаю.
Уорнер напряженно улыбнулся:
– Однако она искренне верила в то, что Богу угодно, чтобы она оставалась женой короля… И, как это часто случается, желание, которое она приписывала Богу, в точности совпало с ее собственным. И в итоге мы имеем, что имеем: плоды ее упрямства. К счастью, наша правящая королева обладает сильным чувством реальности. Оно у нее сильнее, чем у многих мужчин, при том, что она всего только слабая женщина.
Мой коллега повернулся на месте и повел меня дальше. Но как только слова его полностью дошли до меня, в мозгу моем словно бы что-то щелкнуло. Я вдруг понял, что именно произошло в Хойленде и какой ведомый всем секрет старательно скрывали от меня. Услышав сошедший с моих уст звук, Уорнер повернулся и с удивлением посмотрел на меня, ибо начался этот звук как вздох, а закончился стоном.
Через час мы с Бараком ехали на север по лондонской дороге. Оказавшись в назначенной гостинице, я был непритворно растроган выражением облегчения, появившимся на его лице. Я сообщил своему помощнику, что Уорнер ни в чем не виновен и что я получил строгую отповедь от королевы.
– Что ж, – проговорил Джек, – я тебя предупреждал.
– Да. Не спорю.
По пути я молчал. Барак, должно быть, считал, что я нахожусь в угнетенном состоянии, однако на самом деле я был погружен в размышления, обдумывая последствия откровения, осенившего меня после разговора с королевой, и опасаясь того, что, возможно, опять фантазирую. Однако на сей раз все складывалось как надо. И проверить мою идею будет очень, очень легко.