– Хоббей сломлен, ты видел это. У него остался лишь Дэвид. A Дирик прекрасно понимает, что для него лучше.
– Настолько хорошо, что считает своих клиентов всегда правыми. Он столь же безнравственный человек, как и Хоббей.
– На мой взгляд, он верил в правоту Хоббея, по крайней мере, до тех пор, пока не узнал о подмене. В это может поверить не всякий адвокат. Однако да, после этого открытия он думал только о том, чтобы спасти собственное положение. A что касается его поведения в отношении деревенских…
Джек бросил взгляд через плечо на неухоженные цветочные клумбы:
– Бедная Абигайль! Она не увидела бы никакой справедливости в подобном исходе, и ты понимаешь это.
– Я думаю, что в сердце своем она хотела бы, чтобы Дэвиду и Эмме ничего не угрожало. Мне кажется, что ее снедало чувство вины.
– А как насчет Рича? Миллинга? Парней с угла? Ты и здесь веришь Хоббею и его адвокатишке?
– Мне кажется, что я уже понял, что там произошло… и ни Хоббей, ни Дирик тут ни при чем. Я займусь этим делом в Лондоне. И пока я ничего больше тебе не скажу – если я не ошибаюсь, подобное знание может оказаться опасным. Но я все расскажу королеве. На сей раз может оказаться, что Ричард Рич зашел слишком далеко.
– Ты уверен в том, что этого нельзя говорить мне?
– Совершенно уверен. Тамасин не позволила бы мне это сделать.
– Ладно… Но что с Эммой? Если эта девушка выбрала путь солдата, значит, она хотела этого. Почему бы не предоставить ее собственной судьбе?
– Все эти годы она жила под таким бременем, что просто не имеет права принимать подобные решения, – ответил я твердым тоном.
Мой спутник покачал головой:
– И ты решил спасти ее, вне зависимости от того, хочет она этого или нет. Невзирая на последствия. Как в случае Эллен.
– Да.
– А если ее нет в Портсмуте?
– Тогда я ничего больше не смогу сделать и вернусь домой в одиночестве. А теперь, будь здоров, Джек. – Я протянул помощнику руку. – До вечера или до завтра.
– Ты сумасшедший, – сказал он. – Полностью лишенный ума. Ради бога, постарайся остаться целым!
Повернув своего коня, клерк пришпорил его и быстро поскакал в сторону Лондона. Когда силуэт Барака исчез за поворотом дороги, я похлопал Нечета по боку:
– А теперь, поехали в Портсмут!
На дороге царила странная тишина. Я даже подумал, что сегодня воскресенье. Однако нет – оно будет завтра. Из глубоких долин время от времени поднимались дымки, и я удивился: неужели углежоги в такое время перебрались на юг? Иногда я слышал и крики.
Конь мой начал медленный подъем на склон Портсдаунского холма. Тут наверху воздух вдруг наполнился гарью, и я заметил горящий маяк, возле которого суетились люди. Сердце мое заторопилось, и я поспешил подняться на самую вершину холма. Отсюда были видны столбы дыма, поднимавшиеся над сигнальными огнями по всей длине гребня. Я посмотрел вниз, через остров Портси на море, и тут челюсть моя отвисла, и я вцепился в повод Нечета.
Большинство кораблей еще стояли на якоре в Соленте, хотя некоторые из судов поменьше, казавшиеся с высоты точками, находились в гавани. Перед линией боевых кораблей маячила дюжина пятнышек покрупнее, быстро менявших направление движения. До слуха моего донеслись громовые раскаты, которые могли оказаться только звуками стрельбы. Итак, подумал я, эти быстрые корабли могут быть только галеями, такими же громадными, как «Галея Искусная». А затем вдалеке, у восточной оконечности острова Уайт, я заметил огромное темное пятно. Французы. Вторжение началось.
Несколько минут я молча рассматривал эту необычайную панораму. Английские корабли, стоявшие на якоре с взятыми на рифы парусами, казались ужасающе уязвимыми. Я попробовал догадаться о причине, заставляющей огромный французский флот оставаться на месте, и решил, что корабли сдерживает ветер. Чуть в стороне от меня, возле полыхавшего сигнального огня, наблюдала за сражением группа селянок. Они молчали, лица их были полны тревоги, и нетрудно было догадаться, что внизу находятся их мужья и дети.
Инстинкт говорил мне, что я опоздал, что следует повернуть и убираться восвояси. Однако Эмма опережала меня, в лучшем случае, всего часа на три. И если она уже находится в Портсмуте, то, безусловно, не успела еще вступить в бой. Я попробовал представить ее себе… наблюдательную, тщательно обдумывающую всякое слово. Учитывая нехватку людей в ротах, она, бесспорно, могла оказаться в одной из них, тем более теперь, когда французы, наконец, пришли. Я вспомнил слова Хоббея о том, что Абигайль помогала их подопечной прятать свои груди, и о том, как Хью с явным неудовольствием потирал свою грудь. Сколько же неудобств претерпела эта девушка за последние шесть лет?
Ситуация у моста, ведущего на остров Портси, полностью переменилась. Теперь люди стремились покинуть остров, а не попасть на него. От моря шел сплошной человеческий поток: женщины с младенцами, дети постарше, опирающиеся на палки старики – все бежали от возможной осады. В большинстве своем это были бедняки, несшие на спинах тюки с пожитками или катившие их в хлипких тележках. Я вспомнил рассказ Ликона о том, как французы попрошайничали и умирали с голода на обочинах родных дорог. «Неужели и нас ждет такая же судьба?!» – подумал я.
Я дал беженцам дорогу. Они начали неторопливо подниматься по склону Портсдаунского холма. Неподалеку чета стариков затеяла спор о том, не бросить ли собственную тележку, груженную разобранной низкой кроватью, небогатой одеждой, посудой из пьютера [44] и парой стульев. Напиравшие на эту пару сзади недовольными голосами требовали, чтобы они освободили дорогу. Затем прогремела барабанная дробь: вниз с холма направлялась рота ополченцев, вооруженных самым разнообразным оружием. Беженцы торопливо расступились. Солдаты быстрым шагом прошли мимо меня, побрякивая и позвякивая полупанцирями. Окруженные облаком пыли, они спустились к мосту, где им отсалютовала стража.
Когда солдаты прошли, я подъехал к ближайшему стражу и спросил его о последних новостях. Тот с раздражением глянул в мою сторону:
– Французы пришли, вот и все новости!
Он был из набранных в армию простых людей и в нормальной ситуации не посмел бы столь неучтиво разговаривать с человеком моего положения. Однако мне уже не раз приходилось наблюдать, как война снимает сословные перегородки.
– Могу ли я попасть в город? – спросил я.
– Все стремятся покинуть его, – хмыкнул страж.
– Мне нужен один человек, друг… Надо найти его и вернуться.
– Что ж, мастер адвокат, если ты сумеешь уговорить городскую стражу впустить тебя, желаю удачи. – Одарив меня взглядом, полным снисходительного уважения, мой собеседник дал мне знак продолжать путь.