– Да. Однако Миллинг ни за что на свете не вошел бы в Вонючую комнату, не вставив между створкой и порогом тот самый камень. Он боялся находиться там, у него начиналась одышка в этом подвале.
– Ты хочешь сказать, что его кто-то запер там? Но для этого надо было знать, что у него слабая грудь.
– Не могу представить себе, чтобы он легкомысленно отнесся к этой двери.
– Но ты не предполагаешь, что какой-то агент Приддиса или Хоббея убил его, не так ли? И потом, зачем им это? Ты ведь уже видел все бумаги.
– Если только Миллинг не знал чего-то еще. Ты еще не забыл про смерть Майкла Кафхилла? Итак, мы имеем вторую внезапную смерть человека, связанного с этим делом.
– Ты был уверен в том, что Майкл покончил с собой. – Барак в нетерпении возвысил голос. – Клянусь гвоздями господними, если Хоббей и надувал Хью, продавая его лес, то не более, чем на сотню фунтов в год! Зачем ради этого убивать людей, имея шанс попасть на виселицу?..
Нас прервал стук в дверь. Джек настежь распахнул ее. За дверью оказался молодой человек, один из слуг Николаса.
– Сэр, – проговорил он, – мастер Хоббей и мистрис Абигайль вместе с мастером Дириком приглашают вас выпить бокал вина перед обедом. Не присоединитесь ли вы к ним?
Я направился в свою комнату, где умыл лицо и шею в тазике с водой, который прислал наверх Фальстоу, переоделся в свежую одежду и вышел из дома. Возле крыльца были расставлены кресла. Хоббей, Абигайль и Дирик уже находились там, а между ними, на расставленном столике помещался внушительный графин с вином. Амброуз только что вынес поднос со сладостями. Хозяин поднялся и улыбнулся.
– Итак, мастер Шардлейк, – проговорил он самым непринужденным образом. – Вы совершили дальнее путешествие. Садитесь же, насладимся бокалом вина и этим прекрасным и тихим днем! И вы, Фальстоу, отдохните от своих трудов и присоединитесь к нам.
Управляющий поклонился:
– Благодарю вас, сэр. Не хотите ли вина, мастер Шардлейк?
Он передал мне кубок, и мы оба сели. Абигайль бросила в мою сторону очередной резкий и полный вражды взгляд. Винсент с прохладцей кивнул.
Хоббей обвел взглядом свои владения. Лицо его оставалось задумчивым. Тени в саду уже удлинялись. Ламкин дремал под своим деревом. На ветвях недалекого дуба заворковал голубь. Николас улыбнулся.
– Вон, – проговорил он, указывая на дерево. – Их двое, повыше, видите?
Я посмотрел на двух упитанных серых птиц, сидевших на ветке.
– В вонючем Лондоне такую парочку не увидишь, – заметил Дирик.
– Да, – согласился мастер Хоббей. – Сколько же дней, сидя в своей конторе, я смотрел на мусор, оставленный на берегу Темзы отливом, и мечтал о том, чтобы зажить подобным образом! В тишине и покое… – Он покачал головой. – Странно даже подумать, что где-то совсем рядом готовятся к войне.
Со вздохом хозяин имения продолжил:
– Что ж, завтра, в Портсмуте, мы увидим все приготовления. A я-то всегда мечтал только о мирной жизни и желал ее – и себе, и своим родным. – Он посмотрел на меня с неподдельной печалью на лице. – Хотелось бы, чтобы Хью и мой сын поменьше думали о войне.
– В этом я согласен с вами, сэр, – проговорил я. Передо мной открывалась другая сторона души этого человека. Этот жадный и, вероятно, развращенный сноб был, тем не менее, предан своей семье и мечтал о спокойной деревенской жизни. Нет, конечно же, нет – этот человек не способен подстроить два убийства!
– Винсент также получил сегодня письмо. – Николас повернулся к Дирику: – Что нового пишет ваша жена о себе и о детях?
– Жена пишет, что мои дочери капризничают и скучают по мне. – Мой коллега бросил в мою сторону жесткий взгляд. – Как ни хорош ваш дом, сэр, но я предпочел бы находиться у себя дома.
– Что ж, будем надеяться на то, что ваше желание скоро исполнится.
– Когда позволит мастер Шардлейк, – негромко и с легкой укоризной проговорила Абигайль.
– Будет тебе, моя дорогая, – умиротворяющим тоном проговорил Хоббей. Не отвечая, его жена потупила взгляд и отпила небольшой глоток вина.
– Как сложились ваши дела в Сассексе, брат Шардлейк? – спросил Дирик. – Фальстоу сказал, что вы столкнулись там с трудностями.
Он улыбнулся, давая понять, что семья обменивается с ним информацией.
– Дело оказалось более сложным, чем я ожидал. Однако подобная ситуация типична для многих дел. – Я встретил его взгляд. – В них обнаруживаются неожиданные слои.
– Какой-нибудь арендатор влечет невезучего лендлорда в суд? – предположил Винсент.
– Ну-ну, брат! – с ехидцей ответил я. – Я ничего не могу сказать вам. Согласно требованиям профессии.
– Естественно. Этот горемычный лендлорд может обратиться за советом ко мне.
– Мастер Шардлейк, – вновь подал голос Николас. – Скажите, а сумеете ли вы завершить свои дела здесь до нашей охоты?
– Не уверен. Послушаем еще, что скажет Приддис.
Лицо Дирика потемнело:
– Боже мой, но все уже сделано! Вы только затягиваете…
Хоббей поднял руку:
– Никаких споров, джентльмены, прошу вас! Смотрите-ка, мальчики вернулись.
В воротах появились Хью и Дэвид с рослыми гончими на поводках. Хоббей-младший нес на плече большой мешок с дичью.
Абигайль проговорила резким тоном:
– Опять эти псы! Я же говорила ему, чтобы они проводили их задними воротами…
Все произошло так быстро, что никто из нас не успел даже шевельнуться, и все мы лишь с ужасом следили за происходящим. Обе гончие обратили свои узкие морды к Ламкину. Песик вскочил на ноги. И тут поводок выскользнул из руки Дэвида и вспорхнул в воздух за громадным псом, огромными, летящими прыжками бросившимся к спаниелю. Рванулся вперед и борзой Хью, вырвав поводок и из его руки. Ламкин ринулся наутек, улепетывая в сторону цветника с неожиданной для этого толстяка скоростью, однако немногие животные на земле сумели бы уйти от этих борзых. Пес Дэвида поймал маленького спаниеля внутри цветника… опустив голову, он поднял ее уже с Ламкиным в зубах. Маленькие белые ножки тщетно сопротивлялись: борзой сомкнул челюсти, тельце спаниеля содрогнулось, брызнула кровь. Гончая большими скачками вернулась к Дэвиду и уронила Ламкина, превратившегося в груду окровавленной шерсти, к ногам своего хозяина. Абигайль замерла, впившись ногтями в щеку. С губ ее сошел жуткий звук – не столько вопль, сколько дикий пронзительный вой.
Юноши смотрели вниз, на кровавое месиво, которое псы уже рвали на части. Дэвид казался потрясенным. Однако я успел заметить тень улыбки, пробежавшую по его лицу, когда он выпустил поводок. На лице Хью застыло бесстрастное, сосредоточенное выражение. Интересно, подумал я, общая ли это задумка или одного только хозяйского сына?
Полный горя вопль мистрис Хоббей неожиданно смолк. Стиснув кулаки, она бросилась вперед по лужайке, свистя подолом платья по траве. Дэвид отшатнулся назад, когда мать подняла кулаки и принялась молотить его по голове, с криками: