– Мы до сих пор не знаем, что происходит, – сказала она ему. – Мне будет гораздо спокойнее, если ты останешься здесь, с нами.
– Думаю, тебе нужно вернуться, – сказал отец. – Какой смысл торчать здесь, ничего не делая?
– Это небезопасно, – настаивала мама. – А если что-то случится?
– Не говори глупостей. Там не опаснее, чем здесь.
– По-твоему, это должно меня успокоить? – спросила она.
– Послушай, – сказал отец. – Я знаю одно: оставшись здесь, он только и будет что шастать по барам и каждый вечер напиваться со своими дружками. – Он повернулся к Тому. – Я не прав?
Том неопределенно пожал плечами. Он знал, что пьет слишком много, и уже начал подумывать о том, что ему, возможно, требуется помощь специалиста. Но, чтобы объяснить причину своего пьянства, пришлось бы упомянуть Вербецки, а эту тему он ни с кем не желал обсуждать.
– По-твоему, в университете он станет меньше пить? – спросила мама. С тревогой и интересом слушал Том родителей, говоривших о нем в третьем лице, будто его вообще не было в комнате.
– Придется, – отвечал отец. – Пьянство с учебой совмещать невозможно.
Мама начала что-то говорить, но потом махнула рукой. Посмотрела на Тома несколько секунд, взглядом умоляя его о поддержке.
– А сам ты как считаешь?
– Никак, – сказал он. – Я в замешательстве.
В итоге на его решение повлияли не родители, а друзья. В последующие дни они один за другим сообщали ему, что отправляются в университеты, чтобы продолжить учебу во втором семестре: Пол – в ФМУ [27] , Мэтт – в Геттисберг, Джейсон – в Делавэрский университет. При отсутствии приятелей идея пребывания дома теряла свою привлекательность.
Мама стоически встретила его известие об отъезде. Отец ободряюще хлопнул по плечу.
– Ты – молодец. Справишься, – сказал он. Почему-то казалось, что в январе до Сиракьюса они ехали гораздо дольше, чем в сентябре, – и виной тому были не только снежные шквалы, которые периодически обрушивались на шоссе, превращая другие автомобили на дороге в призрачные тени. Настроение у всех было гнетущее. Том не знал, что сказать; родители вообще почти не разговаривали друг с другом. Так было и дома: мама – мрачная, ушла в себя, все думает о Джен Сассман, пытается осмыслить случившееся; отец – нетерпеливый, отвратительно жизнерадостный, излишне настойчиво уверял всех, что худшее позади и им просто необходимо жить дальше. Ладно, думал Том, хоть не будут глаза мозолить.
Родители не стали задерживаться, доставив сына в университет. Надвигалась снежная буря, и они хотели выехать до того, как она разразится. Перед уходом мама вручила ему конверт.
– Билет на автобус. – И обняла его, так крепко, что он даже немного испугался. – На всякий случай. Вдруг передумаешь.
– Я люблю тебя, – шепнул он ей.
Отец на мгновение прижал его к себе, как будто так, для проформы, словно они расстаются всего-то на пару деньков.
– Не скучай, – напутствовал он. – Студенческая жизнь дается только раз.
* * *
Во время того «особенного весеннего семестра» Том почти вступил в «Альфа Тау Омега». Он всегда мечтал попасть в какое-нибудь студенческое братство, ему казалось, что без этого и университет не университет. Но когда дело уже шло к тому, чтобы его приняли в АТО, он не мог не признаться сам себе, что для него это больше не имеет ни малейшего значения. Когда он пытался мысленно перенестись в будущее, представить себе ту жизнь, что ждет его в братстве – большой дом на Уолнат-плейс, шумные вечеринки и безумные розыгрыши, посиделки до поздней ночи с членами братства, которые навсегда останутся его друзьями и союзниками, – все это казалось ему туманным и нереальным, как кадры из фильма, который он смотрел сто лет назад и уже не помнит сюжета.
Конечно, он мог бы уехать и, вернуться тогда, когда ему станет легче, может быть, осенью, но он решил себя превозмочь. Убедил себя, что не хочет подводить Тайлера Руччи, своего соседа по общаге (они жили на одном этаже), с которым они вместе вступали в братство, но в глубине души Том понимал, что дело не только в Тайлере. К концу февраля он фактически перестал ходить на занятия – не мог сосредоточиться на учебе, – и вступление в АТО – это все, что у него оставалось. Единственное реальное связующее звено с нормальной студенческой жизнью. Без него он превратился бы в одну из тех потерянных душ, что он видел в кампусе в ту зиму, – бледных, как вампиры, юношей и девушек. Они целый день спали, а вечерами выползали из общежитий и шли в студенческий центр на Маршалл-стрит, по привычке проверяя свои телефоны, на которые больше никто не присылал сообщений.
От вступления в братство была еще одна польза: теперь было о чем поговорить с родителями. Они звонили почти ежедневно, контролировали, как он там.
Врать убедительно он не умел, и его радовало, что теперь он мог сказать: «Мы охотились за мусором» [28] или: «Мы готовили завтрак для старших из братства и подавали его им в постель в фартуках в цветочек», и, если потребуется, подтвердить рассказ кучей деталей. Хуже было, когда мама начинала выпытывать всякие подробности насчет учебы. Тогда он начинал импровизировать про всякие эссе, экзамены и свои жуткие проблемы со «Статистикой».
– Что ты получил за ту контрольную? – спрашивала она.
– За какую?
– По политологии. По той, что мы обсуждали.
– А-а, по той. Тоже четыре с плюсом.
– Значит, ему понравилась твоя работа?
– Он не сказал.
– Пришли-ка мне свой реферат. Почитаю.
– Ну зачем тебе это, мама?
– Хочу почитать. – Она помолчала. – У тебя точно все хорошо?
– Да, все отлично.
Том всегда говорил родителям, что у него все замечательно – он весь в делах, заводит новых друзей, получает хорошие оценки. Даже когда речь заходила о братстве, он старался делать акцент только на положительном, рассказывая о том, как в будни они в группах готовятся к занятиям, или как всем братством устроили дикую вечеринку с караоке. При этом, он упорно избегал всякого упоминания о Чипе Глисоне, единственном члене АТО, пропавшем Четырнадцатого октября.
После своего исчезновения Чип стал легендарной личностью. В главном зале дома АТО, где обычно проводились вечеринки, висел его портрет в рамке, в память о нем учредили стипендию. Вступающих в братство заставляли учить наизусть подробности его личной жизни: дату рождения, названия его любимых фильмов и рок-групп, имена членов его семьи и всех девчонок, с которыми он встречался за свою недолгую, печально оборвавшуюся, жизнь. Это было самое трудное: в донжуанском списке Чипа насчитывалось тридцать семь подружек, начиная с Тины Вонг, с которой он учился в средней школе, и кончая Стейси Грингласс, грудастой девицей из «Альфа Хи». Которая, если верить слухам, Четырнадцатого октября была с ним (а точнее – на нем) в постели; и которая потом провела несколько дней в больнице, восстанавливаясь после тяжелой психологической травмы, вызванной внезапным исчезновением ее партнера в самом разгаре секса. Некоторые из членов братства рассказывали эту историю как анекдот, отдавая дань недюжинной сексуальной энергии своего любимого друга, а Том думал лишь о том, что какой это, наверно, был шок для Стейси, потрясение, от которого невозможно оправиться.