– Тогда неудивительно, что она принялась мне звонить, увидев по телевизору мой репортаж.
– Да уж, это в ее духе! А о чем он, ваш репортаж-то?
– О синдроме внезапной детской смерти.
– Вот как. А я уж было решил, что вы ненароком затронули дорогую ее сердцу тему. Старушка просто помешана на политике – вечно талдычит о коррупции в правительстве, о жестокости полиции, в общем, все в таком духе.
– А за что ее посадили?
– Они с мужем держали винную лавку. Потом ее муженек пустил пулю в голову пожилому клерку и еще троим покупателям – и все из-за пятидесяти баксов. Его приговорили к высшей мере. Недавно приговор привели в исполнение. Поскольку Шарлин не стреляла, а на суде клялась и божилась, что муж грозился пристрелить и ее, если она не станет слушаться, то она отделалась пожизненным.
– То есть никакой связи с СВДС?
– Ни малейшей, насколько мне известно.
– Что ж, спасибо, что уделили мне время, мистер Фут. И простите, что звоню в такое время.
– Грэм, – поправил он. – А зовут меня Фут. Ничего страшного, мэм. Рад был помочь.
Барри уже собиралась повесить трубку, когда Грей толкнул ее локтем в бок, моментально освежив ей память.
– Ах да, мистер Грэм, – спохватилась она. – Вопрос, наверное, покажется вам глупым… Я, конечно, не думаю, что существует какая-то связь, даже отдаленная, между Шарлин и сенатором Амбрюстером и президентом Мерритом, но…
– Президентом? Что же вы сразу-то не сказали?
Сердце Барри остановилось и пропустило два удара, а потом забилось так неистово, будто стремилось наверстать упущенное. Весь мир, казалось, съежился до размеров телефонной трубки.
– Что он сказал? – наседал на нее Грей.
Барри шикнула на него.
– Это как раз вполне возможно, – между тем продолжал заместитель начальника тюрьмы. – Я имею в виду про связь Шарлин с сенатором и даже с президентом.
– Это как? – севшим от волнения голосом спросила Барри.
– Да так, – хохотнул он. – Видите ли, Шарлин – та еще штучка.
– Мне казалось, ее осудили пожизненно.
– Верно. Однако послушать ее, так до этого она вела весьма бурную жизнь. Например, еще в колледже крутила роман с Робертом Редфордом. Конечно, это было еще до того, как она подцепила Ричарда Никсона. Где-то между ними затесался Элвис – от него она вроде даже заимела ребенка. А после стала одной из вершин любовного треугольника – Мэрилин Монро, Джо ДиМаджо [12] и наша Шарлин, представляете? Причем, когда эти двое еще были женаты! Кстати, Шарлин клянется, что именно она в свое время подвигла его стать представителем и рекламным лицом марки «Мистер Кофе».
– Кажется, я поняла. – Барри тяжело вздохнула. – Она с приветом.
– В самую точку! – добродушно захохотал он. К счастью, смех у него оказался намного приятнее, чем у гнусавого охранника. – Простите, мисс Тревис, и не принимайте это на свой счет, – отсмеявшись, сказал он. – Вам это и впрямь так важно?
– Да.
– Очень жаль, мэм. Думаю, вы напрасно тратите время.
– Это вряд ли, – ехидно хмыкнула она. – Кстати, впервые встречаю человека, которого звали бы Фут.
Забравшись в машину, Барри вытащила записку с номером Шарлин и порвала ее в клочья.
– И поделом! – со злостью пробормотала она. – Знала же, что она чокнутая! Вот до чего докатилась! Хорошо, что Хови с Дженкинсом не знают, как низко я пала!
– Да, но ведь могло быть и по-другому.
– Еще один утешитель выискался, – обозлилась Барри. – Это было глупо, и мне стыдно, что я повелась. Проблема в том, что у меня уже не осталось идей. Что мы будем делать, если Хови не удастся ничего выяснить?
– Как насчет твоих информаторов?
– Ты когда в последний раз слышал, чтобы мне звонили на пейджер?
– А ты давно меняла батарейки?
– Пейджер-то у меня в порядке, Бондюран, – окрысилась Барри. – А вот я нет. Как журналистка я скончалась еще в Вашингтоне.
– Но писать-то ты не разучилась.
Чем больше он старался подбодрить ее, тем сильнее Барри падала духом.
– Никто, ни одна живая душа, даже самые анонимные «источники» не хотят иметь со мной дела. Да что там журналистика – держу пари, меня не возьмут даже мыть туалеты! Причем, не только в этом городе, но и в стране. – Она тяжело вздохнула. – Знаешь, большая часть того, что я сегодня сказала, было правдой. Я действительно хочу вернуть свою жизнь. Я скучаю по Кронкайту. По своему дому. Пусть это был не Белый дом, зато мой собственный! Мне не хватает работы, всей этой запарки и суеты, когда меня дергали, требуя готовый материал, удовлетворения, которое я испытывала, зная, что репортаж получился стоящий. И да простит меня бог, но, кажется, я даже начинаю скучать по Хови.
Грей вопросительно покосился на нее.
– Похоже, у тебя острый приступ жалости к себе.
– А с тобой никогда такого не бывает? Неужели ты не скучаешь по ранчо, по лошадям, по своему драгоценному одиночеству, наконец? Не жалеешь, что я тогда свалилась тебе на голову со своими проблемами?
– Какой смысл, если все равно ничего уже не изменишь? Конечно, я удалился от дел, подал в отставку и все такое, однако я был уверен, что это не навсегда. Даже готовился к этому, только не знал, как и когда это произойдет. Толчком ко всему стала смерть маленького Роберта Раштона Меррита. Кто мог такое предвидеть? Никто, конечно. Впрочем, кто из нас заранее может сказать, что случится в следующую минуту? – Он дернул плечом. – Я просто привык принимать жизнь такой, какая она есть, и не оглядываться на прошлое.
– Господи боже мой, что ты за человек! Робот какой-то, честное слово. Окружил себя какой-то броней и радуешься. Небось и чувствовать разучился!
Голос у Барри сорвался, и она умолкла, боясь расплакаться. Какой же дурой она себя чувствовала, что кинулась звонить какой-то чокнутой заключенной! Конечно, она злилась, а кто бы ни злился на ее месте, ведь им так и не удалось проникнуть за завесу окружавшей Ванессу тайны. Все, что они знали, так это то, что ее, возможно, уже нет в живых. Барри окончательно прониклась убеждением, что Меррит спит и видит, как бы поскорее овдоветь. И чем дольше она медлит, тем ближе он к своей цели.
И, разумеется, она беспокоилась за Дэйли, поскольку с каждым днем тот выглядел все хуже и хуже. Конечно, Дэйли храбрился, но Барри видела, что он угасает. Его врач давно уже предупредил, что надежды на выздоровление нет. Болезнь перешла в ту стадию, когда даже самое современное лечение уже не могло ему помочь, а лишь ухудшить его состояние.
Все это не давало Барри покоя. Однако пальма первенства принадлежала мужчине, сидевшему возле нее. Грей Бондюран по-прежнему оставался для нее загадкой. Правда, как-то раз они переспали, но это не помогло ей узнать его лучше. Они почти не расставались, однако он по-прежнему оставался для нее тем же самым незнакомцем, что и в то утро, на ранчо. А может, еще более загадочным.