Шарлотта приносит маленькие бутылочки с водой и стаканы. Я подхожу к столу, на котором лежит несколько экземпляров моего нового романа, в котором я описала убийство своей сестры. Мы оба, он и я, знаем, что это не художественный вымысел, а обвинительное заключение. Беру бутылочку, открываю, наливаю воды в стакан, руки ни капельки не трясутся.
Монстр выглядит абсолютно так же, как на экране телевизора. Его зовут Виктор Ленцен.
– Замечательный дом, – говорит господин Ленцен, подходя к окну.
Его взгляд устремлен на подъездную дорожку.
– Спасибо. Рада, что вам у меня нравится.
Злюсь на себя за это многословие, простого «спасибо» было бы вполне достаточно. Выдаю волнение. Не дрожать, не бояться, смотреть прямо в глаза, говорить громко и четко.
– И давно вы здесь живете?
– Около одиннадцати лет.
Сажусь за стол, на место, которое заранее выбрала для себя, там уже стоит чашка кофе. Это место должно обеспечить мне ощущение максимальной защищенности: за спиной стена, напротив – дверь. Чтобы сесть напротив меня, ему придется оказаться спиной к двери. Большинство людей это нервирует, и они не могут полностью сосредоточиться. Он спокойно принимает эту диспозицию. И никак не дает понять, что вообще обратил на это внимание. Достает из сумки, которую поставил на пол рядом со стулом, блокнот, карандаш и диктофон. Интересно, что у него там еще, в этой сумке.
Шарлотта вежливо удаляется. Мы с Виктором Ленценом сидим друг против друга, партия начинается.
Я знаю очень многое о Викторе Ленцене, за последние месяцы провела настоящее расследование. Он, конечно, журналист, но и мы тоже не лыком шиты.
– Позвольте вас кое о чем спросить, – начинает он.
– Но ведь именно для этого мы и встретились, – улыбаюсь я.
Виктору Ленцену 53 года.
– Один ноль в вашу пользу. Но этот вопрос не из официального списка к интервью.
Виктор Ленцен разведен, у него тринадцатилетняя дочь.
– Ну и?
– Мне вот что интересно. Как известно, вы живете очень замкнуто и последнее большое интервью давали больше десяти лет назад.
Виктор Ленцен изучал политику, историю и журналистику, проходил практику во франкфуртской газете. Потом переехал в Мюнхен, быстро шел по карьерной лестнице, дорос до заведующего редакцией мюнхенской газеты. Потом уехал за границу.
– Я постоянно даю интервью.
– За последние десять лет, если быть точным, вы дали четыре интервью: одно по телефону и три по электронной почте, если, конечно, меня правильно информировали.
Виктор Ленцен много лет работал корреспондентом за границей – Ближний Восток, Афганистан, Вашингтон, Лондон, азиатские страны.
– Вы хорошо подготовились.
– Некоторые считают, – продолжает он, – что вы вообще не существуете. Они думают, что автор бестселлеров Линда Конраде – это всего лишь чей-то псевдоним.
– Как видите, я существую.
– Разумеется. И вот выходит ваша новая книга. Весь мир хочет с вами поговорить, а выбирают именно меня. При том, что я-то как раз и не просил об этом.
Полгода назад Виктора Ленцена пригласили на новостной канал, с тех пор он живет в Германии и работает на телевидении и в нескольких печатных СМИ.
– Так что за вопрос? – спрашиваю я.
Виктор Ленцен один из самых блестящих немецких журналистов современности, лауреат трех национальных премий.
– Почему вы выбрали именно меня?
У Виктора Ленцена есть спутница жизни – Кора Лессинг. Она живет в Берлине.
– Возможно, мне нравится, как вы работаете.
Виктор Ленцен не изменяет Коре Лессинг.
– Конечно, возможно, – кивает он. – Но я не имею никакого отношения к культуре, моя специальность – новости иностранной политики.
Виктор Ленцен после возвращения в Германию каждую неделю встречается со своей дочерью Марией.
– Вы не рады оказаться здесь, господин Ленцен?
– Что вы, конечно рад, вы меня неправильно поняли. Для меня это большая честь. Мне просто интересно.
У Виктора Ленцена в начале девяностых умерла мать, отец вынужден теперь вести хозяйство в одиночку. Виктор Ленцен регулярно навещает его.
– У вас есть еще вопросы не из официального списка? – пытаюсь иронизировать я. – Или мы можем начать интервью?
Виктор Ленцен по пятницам играет с коллегами в бадминтон, а также поддерживает международную правозащитную организацию «Amnesty International».
– Давайте начнем, – говорит он.
Любимая группа Виктора Ленцена – U2. Он любит ходить в кино и свободно говорит на четырех иностранных языках: английском, французском, испанском и арабском.
– Хорошо, давайте начнем.
– Или нет, позвольте прежде все-таки еще один вопрос, – говорит Ленцен. Он явно колеблется или делает вид, что колеблется.
Виктор Ленцен – убийца.
– Я только хотел… – начинает было он и подвешивает зловещую паузу.
Виктор Ленцен – убийца.
– Мы с вами раньше не встречались? – спрашивает он наконец.
Я смотрю Виктору Ленцену в глаза и вдруг вижу перед собой совершенно другого человека, чем тот, с которым я только что говорила. И отчетливо понимаю, как я ошибалась. Виктор Ленцен не дурак. Виктор Ленцен – сумасшедший.
Он кинулся на меня прямо через стол. Я дернулась назад, упала со стула и больно ударилась головой о паркетный пол. Я не успела ничего понять, я даже не успела закричать, как он уже на мне и пытается схватить руками за горло. Я дергаюсь, сучу ногами, выгибаюсь, пытаюсь вырваться, но он очень тяжелый, слишком тяжелый, руки сомкнулись на горле, он начал меня душить. Дышать, я не могу дышать. И еще панический страх, он накрыл меня как волна. Я колочу ногами об пол, извиваюсь, во мне остались только животные инстинкты, только желание выжить. Чувствую, как кровь набухает в жилах, тяжелая, горячая, плотная, слышу шум ее пульсации. Голова откидывается. Глаза вылезают из орбит.
Он смотрит на меня, на глазах – слезы от напряжения и ненависти, он ненавидит меня, думаю я, за что он ненавидит меня? И это его лицо – это последнее, что я вижу в жизни. Потом исчезает и оно.
Я же не наивная дурочка. Так вполне может и произойти. Так или как-нибудь в этом роде. Я знаю все о Викторе Ленцене, но в то же время я его совсем не знаю. И, несмотря ни на что, надо действовать. Это мой долг перед Анной.
Беру телефон, чувствую в руке его тяжесть. Делаю глубокий вдох. Набираю номер мюнхенской газеты, с которой сотрудничает Виктор Ленцен, и прошу соединить меня с редакцией.