– Я не сообразила, Юлиан. Я думала, ты забыл обо мне.
– А я думал, ты забыла обо мне. Ведь я не получил ответа.
Оба мрачно молчим.
– Но почему нельзя было просто позвонить? – наконец спрашиваю я.
– Ну… – тихо говорит Юлиан, – я думал, томик стихов – это так… романтично, что ли. И поскольку ты не откликнулась, я подумал…
Он пожимает плечами.
– Я подумал, жизнь не стоит на месте.
Мы сидим друг против друга и думаем, как могло случиться, что мы потеряли двенадцать лет. Мы могли бы быть вместе. А теперь я ничего не знаю о нем, о том, как он жил эти годы. Ведь он правильно сказал: жизнь не стоит на месте.
Прежняя импульсивная Линда посмотрела бы ему в глаза, протянула бы руку, положила на стол, чтобы он взял ее в свою. Но той Линды больше нет. Есть женщина, которая так запугана жизнью, что одиннадцать лет не выходила из дома. Я теперь совершенно другая. Я стала старше и, наверное, осторожней. А у Юлиана была своя жизнь, в которой не было меня. И попытка сейчас ворваться в эту жизнь – чистой воды эгоизм.
И тут я подаюсь вперед, смотрю Юлиану в глаза и кладу на стол руку, ладонью вверх. Секунду он смотрит на меня, а потом берет мою руку в свою.
35
Телефонный звонок прерывает мой сон без сновидений, и в первый момент не могу сообразить, где я. Постепенно узнаю номер в гостинице, который сняла на неопределенное время – пока улажу все свои дела и наконец пойму, где буду дальше жить. Буковски утомленно смотрит на меня, приоткрыв один глаз.
Инстинктивно пытаюсь нашарить мобильник, не нахожу, вспоминаю, что он в полиции, понимаю, что это звонит стационарный телефон, снимаю трубку.
– Легче достать папу римского, чем тебя, – с укоризной говорит Норберт. – Надеюсь, вы помните, мадам, что сегодня выходит книга «Кровные сестры»?
– Естественно, – вру я.
На самом деле это у меня совершенно вылетело из головы.
– Я что-то не пойму. Ты больше не отшельница? Ты вышла из дома?
Невольно улыбаюсь. Норберт понятия не имеет, что произошло со времени последней нашей встречи.
– Да, я не дома.
– Merde! – восклицает Норберт. – Не могу поверить. Ты дурачишь меня!
– Потом все расскажу, – говорю я, – не сегодня. Ладно?
– Невероятно, – говорит он. – Невероятно.
Наконец он приходит в себя и говорит:
– Мы с тобой так и не обсудили твою книгу.
Только тут понимаю, как мне его не хватало.
Подавляю желание спросить, как ему моя книга, потому что понимаю, именно этого он и ждет, а я хочу его немного позлить. Оба молчим, молчим, молчим.
– Тебе, похоже, плевать с высокой колокольни на мнение издателя, который как проклятый работает на тебя, – наконец говорит он, – но я все-таки скажу.
Сдерживаю смех и говорю:
– Валяй.
– Это ты в очередной раз вываляла меня в дерьме, – говорит он. – Обманула. Никакой это не триллер, под видом триллера ты написала роман о любви.
На мгновение теряю дар речи.
– Пресса книгу, конечно, раздраконит. Но мне, как ни смешно, она нравится. Похоже, старею. Ну вот. Как-то так. Но тебе это, конечно, неинтересно.
На этот раз не могу удержаться от смеха.
– Спасибо, Норберт.
Он фыркает – полувесело, полусердито – и, не сказав больше ни слова, кладет трубку.
Сажусь. Уже за полдень. Долго же я проспала. Буковски, который дремал рядом, подозрительно смотрит на меня, словно опасается, что я опять брошу его на произвол судьбы, стоит ему выпустить меня из поля зрения.
Не волнуйся, дружище!
Выражение лица Шарлоты, когда она открыла дверь, было такое, что я не удержалась и впервые за этот день захохотала. Я приехала забрать Буковски. Шарлотта смотрела на меня так, будто видела первый раз в жизни.
– Фрау Конраде. Но это же невозможно!
– Рада вас видеть, Шарлотта. Я на минутку – забрать собаку.
Буковски появился как по мановению волшебной палочки, но не бросился на меня, как обычно, а застыл на месте от удивления.
– Похоже, он тоже не ожидал увидеть вас вне дома, – сказала Шарлотта. Я присела, протянула к нему руку. Он с опаской понюхал ее. Потом завилял хвостом и начал ее лизать.
Но довольно воспоминаний, у меня столько дел. Перво-наперво надо увидеться с родителями, все рассказать, поглядеть, как они это воспримут. Потом – снова в полицию, кстати, надо обсудить все с адвокатом. Словом, работы невпроворот, но я уверена – справлюсь. Что-то перевернулось во мне. Чувствую себя сильной. Живой.
За окном медленно и неуверенно начинается весна. Природа пробуждается к новой жизни, кажется, она чувствует, что скоро наступит что-то новое. Потягивается, расправляется.
Думаю об Анне. Не той ангелоподобной Анне, образ которой все эти годы я создавала в своем воображении и в своей книге. О настоящей Анне, с которой я ссорилась и снова мирилась и которую я любила.
Думаю о Ленцене. Теперь он мертв, и не у кого спросить, откуда в квартире Анны появились цветы. Он подарил? Значит, от НЕГО она цветы принимала?
Думаю о Юлиане.
Выбираюсь из кровати, принимаю душ, одеваюсь. Заказываю завтрак в номер. Кормлю Буковски. Проверяю электронную почту, ящик от новых писем трещит по швам. Поливаю орхидейку, которую забрала у Шарлотты. Бутончики уже совсем скоро распустятся. Составляю список дел на сегодня. Ем. Звоню в издательство и адвокату. Немножко плачу. Сморкаюсь в платок. Договариваюсь о встрече с родителями.
Выхожу из номера, вызываю лифт. Ковыляю на костылях по лобби отеля, к выходу, автоматические двери открываются передо мной.
Меня зовут Линда Конраде. Я писательница. Мне 38 лет. Я свободна. Я стою на пороге.
Передо мной – целый мир.