Танцор снова кивает:
– Яда кот наплакал, зато злости хоть отбавляй. Яйца еще не откладывают, но кусают от души. К счастью, у нас был антидот – у Гаммы выменяли.
У нас в Ликосе антидотов не водилось.
Танцор наклоняется ко мне:
– Так вот, Дэрроу, запомни: мы тебя бросаем в такое гнездо, где гадючья мелочь кишмя кишит. Через три месяца – экзамены в училище. Будешь заниматься и с Маттео, и со мной, только имей в виду: если не перестанешь кукситься, не бросишь это свое самокопание, то наверняка провалишься или того хуже – засветишься уже в училище. Тогда всему конец!
Я беспокойно ерзаю на стуле. В первый раз меня пробирает страх – не тот прежний, что Эо меня не узнает, а самый примитивный страх смерти. Что за враги встретятся в училище, какие преподнесут сюрпризы? Так и вижу их презрительные усмешки.
Хлопаю Танцора по коленке:
– Не переживай! Ты знаешь, мне терять нечего. Все, что можно, у меня уже отняли. Потому я и полезен как оружие.
– Нет! – вскидывается он. – Ты больше, чем оружие. Жена завещала тебе не месть, а мечту, ты должен ее хранить – и исполнить! А потому перестань исходить ненавистью, ты сражаешься не против золотых, что бы там ни говорила Гармони, а за мечту Эо, за свою семью, за свой народ!
– Это говорит Арес? Или ты?
– Я не Арес, – повторяет Танцор уже в который раз. Я ему не верю. Достаточно вспомнить, как смотрят на него люди. Он кумир даже для Гармони. – Послушай свое сердце, Дэрроу, и ты поймешь, что ты добрый человек, которому придется творить зло.
Я сжимаю кулаки. Странное, незнакомое ощущение: на руках больше нет мозолей и шрамов, но костяшки пальцев все так же белеют.
– Понятно. Но вот только одного я никак не возьму в толк: если я добрый, то почему мне так хочется творить зло?
Маттео не может учить меня танцам. Показал пять основных схем, принятых у ауреев, и урокам пришел конец. Золотые уделяют больше внимания партнеру, но движения те же самые. Дядька Нэрол хорошо натаскал меня. Все пять удаются мне куда лучше, чем самому розовому. Для пущего эффекта я даже завязал себе глаза и исполнил их один за другим без музыки, по памяти. Сотни вечеров, проведенные в бесконечных повторениях под аккомпанемент цитры и слова песен, не прошли даром, а новое тело скорее помогает, чем мешает. Мышцы сокращаются по-другому, зато они сильнее и выносливее, сухожилия лучше растягиваются, а нервы работают быстрее. Закончив замысловатую последовательность движений, я чувствую приятное покалывание во всем теле.
Один из танцев, который называется полемидес, вызвал у меня особые чувства. С палкой в вытянутой руке вместо меча я выводил круг за кругом мелкими выверенными шагами, а в ушах отдавались эхом времена ушедшего детства. Казалось, я ощущаю вибрацию машин в шахте и запах родного дома, вижу лица родного клана. Этот танец мне не чужой, мое тело словно создано для него. Он как две капли воды похож на наш, тот самый последний, что исполнил мой отец, – запрещенный танец жнеца.
Маттео приходит в ярость.
– В игры со мной играете? – рычит он.
– Что? – Я таращусь на него в изумлении.
Он в сердцах топает ногой:
– Значит, говоришь, вырос в шахте и нигде больше не бывал?
– Ты и сам знаешь.
– Ни разу не брал в руки ни меч, ни щит?
– Ага, брал. А еще командовал звездными крейсерами и обедал с преторами, – смеюсь я, но розовый лишь сильнее распаляется:
– Это не игра, Дэрроу!
– А кто говорит, что игра?
Я таращусь в недоумении. Да что с ним такое?
– Издеваешься? – шипит он в бешенстве. – Имей в виду: Сообщество шуток не любит, оно не абстракция, а холодная реальность. Если догадаются, кто ты на самом деле, тебя не повесят, не надейся! – Судя по лицу, розовый знает, о чем говорит.
– Я знаю.
Он продолжает, не слушая меня:
– Черные схватят тебя и отдадут белым, а те бросят в свои пыточные камеры. Выдавят глаза, потом отрежут то, что делает тебя мужчиной. Есть и более изощренные методы, но я не думаю, что получение информации будет их единственной целью – для этого достаточно химии. Когда расскажешь все, они убьют меня, Гармони, Танцора… а потом станут резать на куски твоих родных, включая детей. Такое по телику не показывают! Учитывай последствия, если наживаешь врагов среди повелителей планет. Не чего-нибудь, а планет, сопляк!
По спине бегут мурашки. Я все это знаю, на кой он меня грузит? Мало мне и без того страхов? Лучше бы об уроках думал. Однако Маттео все никак не успокоится.
– Спрашиваю еще раз: Танцор все про тебя рассказал?
Ах вот оно что! До сих пор мне казалось, что Сыны Ареса едины, у них нет разногласий. Похоже, это не совсем так, и Маттео не друг, а скорее союзник. Его насторожила моя ловкость в танцах. Ну конечно, он же не видел своими глазами, как Микки меня ваял, и поверил Танцору на слово. Может ли полемидес получаться у жалкого крота как родной? Розовый растерян, он боится за себя.
– Не волнуйся, Маттео. Я Дэрроу, сын Дейла, проходчик клана Лямбда из Ликоса и никогда не был никем другим.
Он хмуро скрещивает руки на груди:
– Если ты мне врешь…
– Я не лгу своим.
Позже вечером я постарался узнать побольше о разученных танцах. Название «полемидес» в переводе с греческого означает «дитя войны», этому танцу учат юных патрициев, чтобы подготовить к боевым искусствам. Фильм о сражении с участием элитных сил золотых меня потряс. Как они дерутся – это песня! Не разрушительный громовой натиск черных, а стремительные пируэты птиц в порывах ветра. Бойцы наступают парами, кружась в смертельном танце в самой гуще черных и серых полчищ, и оставляют за собой кучи окровавленных и кромсанных тел, словно жнец – скошенные колосья. Золотая броня сверкает, как солнце, мечи пылают огнем. Не люди – настоящие боги!
И я надеюсь уничтожить их?
В эту ночь мне не спится. Поцеловав засушенный красный цветок, долго ворочаюсь на шелковых простынях, а потом все-таки засыпаю и вижу во сне отца, как будто он живой и сам учит меня танцевать. Просыпаюсь, сжимая в руке алую головную повязку, ощущаю обручальную ленту на пальце. Эти предметы греют мне сердце и напоминают о доме.
Но успокоить не могут.
Я боюсь.
Танцор приходит к завтраку:
– Хочу тебя обрадовать: наши хакеры бились две недели и наконец-то заменили имя на сервере бюро стандартов. Теперь ты Дэрроу Андромедус.
– Отлично.
– И это все, что ты можешь сказать? Знаешь, сколько… Впрочем, не важно. – Он мотает головой и усмехается. – Дэрроу… Довольно бесцветное имя. Наверняка будут задавать вопросы.