— Ostia!!! — категорически непечатной итальянской лексикой он изрыгнул на несчастную мебель переполнявшее душу праведное негодование. — Ostia!!! — обуреваемый шквалом до сей поры сдерживаемых эмоций, Альфео яростно набросился на останки стула, стремясь, очевидно, стереть всяческие доказательства своего позора с лица земли. Увы, подобное желание зачастую только усугубляет следы происшедшего, превращая их в настоящие того последствия.
— Ох, ах! — в ноту его рычанию вскричал Шалкар, не покидая, однако, удобности своего кресла. Глядя на Альфео, извивающегося от боли на ковре среди обломков уничтоженного-таки стула, он поднял телефонную трубку. Она ответила ему неразбавленной посторонними шумами тишиной.
— Геннадий! ГЕННАДИЙ!!! — трагически возопил продюсер в плотную пустоту потустороннего от его аппарата пространства.
— Кажется, тихо… — задиванное женское шипение заставило комнатные тени встрепенуться и беспорядочно задвигаться по полу. — Пошли уже…
— Подожди, я первый… Осмотрюсь… — сурово заспорил с ним глухой мужской шепот.
Послышались звуки перемещающихся тел — то ли борьбы, то ли объятий… Женская голова в облаке мелких черных кудрей показалась из-за спинки дивана. И сразу исчезла, сверкнув недоуменно-гневными глазами.
Дверь в приемную бесшумно распахнулась, пропуская омерзительно змееподобного мужчину. Разрезая пространство извивающимся в единолитном движение телом, в один бросок он преодолел приемную и оказался у кабинетной двери. Прежде чем открыть ее, он молниеносным движением руки сорвал с замочной скважины крошечный круглый предмет и неуловимым жестом опустил его в карман плотно прилегающих брюк.
Мгновенно оценив обстановку, он проскользнул к корчившемуся у стола Альфео, попутно разгребая обломки разнесенного стула. Пытаясь поставить горемыку на ноги, неуловимо поморщился, натолкнувшись на его оглушительный вопль.
— Боже мой, как же вас угораздило так упасть, синьор, — слащавый лепет Геннадия подчеркнуто дисгармонировал с его хлыстообразной фигурой. — Вы же сломали ногу. Правда сломали? — нагнувшись, спасатель с излишней заботой стиснул левую голень итальянца.
— АААААААААА!!! — взвился под потолок истошный крик Альфео.
— Сломал ногу, — отрешенным тоном подытожил Шалкар, развалившись в кресле и закинув на стол ноги, обутые в стильные черные казаки с золочеными шпорами. — В больницу его, Гена… Не беспокойтесь, любезный! — мягко улыбаясь, Шалкар пару минут созерцал явленную ему драматическую сценку, затем неторопливо поднялся с кресла и подошел к испуганно замолкшему в руках Геннадия страдальцу. Взяв обе руки Альфео в свои ладони, Шалкар долго и пристально всматривался в полные скрытой надежды и нескрываемого вызова южные глаза. — Я лично оплачу вам лечение у первоклассных специалистов. Будете еще танго танцевать!
Повернувшись к подобострастно улыбающемуся ему ужеобразному мужчине, внушительно и строго произнес:
— Позаботься о человеке. Тем более что он влюблен. Влюбленные о себе заботиться не умеют.
— Как скажете, господин, — сложившись в глубоком поклоне, пролепетал Геннадий. — Я его сейчас отправлю в клинику вместе с Эриком, а следом сам приеду и все проконтролирую.
— Да-да… — совершенно потерявшийся в калейдоскопе пережитых и переживаемых ощущений и чувств, выдавил из себя Альфео. — Я понимать… Вы правда ангел. Спасибо…
— Ты успел использовать жучка? — не глядя на вошедшего, спросил хозяин офиса. Взгляд Шалкара рассеянно блуждал по переливчатому бархату бордовых портьер, надежно занавешивающих единственное в комнате окно.
— Да, господин, — бесстрастно ответил Геннадий, склонив голову в кратком поклоне. Сейчас его голос был вовсе не похож на лепет испуганного прислужника, а звучал столь неестественно плоско и безличностно, что невозможно было определить, мужчине или женщине он принадлежит.
— Всегда используй сильные стороны человека для того, чтобы его ослабить. При умелом подходе любовь становится страшным оружием против души, ее испытывающей. А любовь, выстраданная в боли, наиболее эффективна. Ради добытого в страдании чувства человек, ведомый гордыней, идет на любые жертвы. И жертвует он не во имя любимого. А ради себя, «великого», — не сводя глаз с тяжелых штор, Шалкар выдержал долгую мрачную паузу и затем продолжил. — Когда решается судьба мира, противостоять добру надо его же оружием. Слушай и учись, Дамбалла. Обратной дороги не будет.
— Да, господин, — безжизненный голос Геннадия прозвучал сухо и резко, как взводимый курок. В кабинете вновь повисла гнетущая плотная тишина.
Помолчав вместе с шефом и не получив указаний, он направился было к двери.
— Пусть эти двое из-за дивана выйдут, наконец, — Шалкар сдержанно ухмыльнулся. — Или ты их там целую вечность продержать собрался, а, Дамбалла? Они успели взять деньги?
— Ждал ваших распоряжений, господин. Не успели, я их спугнул, разжигая азарт, — пустынным ветром прошелестел вмиг вернувшийся на прежнее место Геннадий-Дамбалла.
— Молодец… — довольно ухмыльнулся Шалкар. — И не забудь заснять кражу. Надо использовать все средства, чтобы они и думать не смели перейти к Амадео. Подожди-ка… — Шалкар поднял руку в повелительном жесте. Выждав сорок секунд, Шалкар опустил руку на стол. — Все, иди. Неповоротливая нынче молодежь пошла. Сбежать с места преступления вовремя не умеют. Разберись с ними по плану. Его озвучу тебе чуть позже.
Геннадий беззвучно кивнул.
— Кстати, а наш лже-аристократ где утром шатался?
— Он пошел к парикмахеру из Франции, — сипло ответил Геннадий. — Месяц ждал своей очереди! — внезапно он неприятно, мелко, по-старушечьи засмеялся.
— Вот урод! А я еще его к себе в секретари нанял! — поморщившись, Шалкар смахнул с лацкана пиджака прилепившуюся к нему деревянную щепку от разнесенного Альфео стула и вновь водрузил обутые в казаки ноги на письменный стол. — Месяц ждал! Подумать только! Какой-то лох приперся из Франции к нам, там на фиг не нужен, здесь приживается. А этот раздолбай понес к нему свои денежки! Не мужик, а баба какая-то! — идеально красивое лицо Шалкара скривилось в саркастической улыбке.
— Раздолбай! — оживлено подхватил слова шефа Геннадий и пересыпал возникшую паузу горстью колючих смешков. — И точно баба! Я видел его с… — извиваясь всем телом, он проскользнул поближе к Шалкару и угодливо склонился к его уху.
— Да-а-а?! — делано удивленно протянул тот, а затем разразился громовым хохотом. — Признаю, иногда ты меня радуешь!
С бесцветной улыбкой на лице Геннадий склонился в низком поклоне.
— А почему только с ним? — резко прервал собственное веселье Шалкар. — Я же тебе приказывал его в серию поставить. Дамбалла, одним-единственным соблазном человека очернить нельзя. Нужно заставить его совершить подряд несколько мелких, потом крупных ошибок, а затем и злодеяний. Ты понял?
— Да, господин, — отозвался Геннадий сухим шелестом облетевших листьев.