— Но и этот мизерный фактик мы непременно используем! При его-то громком имени эффект будет обеспечен! Добился славы, мудак, шел по головам, теперь получай свое, знаменитость гребаная! Думают, ради славы все средства хороши… — Шалкар задумчиво посмотрел куда-то вдаль сквозь Геннадия. — Хотя… пусть думают. На то и мы здесь. Правда, Генка? — развеселившись, он подозвал к себе Дамбаллу и с размаха приложил его ладонью ниже пояса.
Никак не отреагировав на этот выпад, Геннадий остался на месте и отстраненно изрек:
— Ваша правда, босс.
— Доказательства? — Шалкар лукаво сощурил правый глаз и поглядел им в щель, образовавшуюся между сложенными домиком ладонями. Затем расцепил руки и протянул одну навстречу чрезвычайно бледной и узкой руке Геннадия. Наклонившись, Дамбалла осторожно вложил в нее маленький круглый предмет.
Направив на него свой по-прежнему сощуренный глаз, Шалкар снова рассмеялся:
— А-а-а! Микрокамера! Отлично! Ты разыскал поставщика — того, что я велел?
— Не того, — отведя глаза, ответил двуименный змееподобный мужчина. — Другого. Того уже посадили.
— Уже? Так быстро? — Шалкар картинно вскинул брови. — Система работает все лучше и лучше!
Потеряв интерес к круглому предмету в руке, он небрежно уронил его на стол. Но микрокамера не успела коснуться его кожаной поверхности, будучи перехваченной быстрым, почти невидимым движением Геннадия-Дамбаллы. Поймав на лету крошечное записывающее устройство, он столь же неуловимым скользящим жестом спрятал его в нагрудный карман.
— Кста-ти, — размеренно, слог за слогом, обронил в кабинетный полумрак Шалкар. — Сделай так, чтобы малой застукал свою девицу наедине с перевоплощенным Казановой. Как сделать, решай сам. Не все же мне сценарии писать. Тем более что с людьми это делать в полной мере не дают.
— А… — осторожно глянув на шефа сверху вниз, растерянно просипел Геннадий. — С кем именно?
— Теряешь хватку, — злобно ухмыльнулся Шалкар. Развернувшись в кресле, он опустил на пол ноги и придавил каблуком небольшую возвышенность на ковре, примостившуюся под самой серединой громоздкого стола. Сразу же на всей стене за спиной хозяина кабинета вспыхнуло множество маленьких экранов. На каждом из них оказалось изображение какой-то отдельной комнаты. Многочисленные комнатные пространства открывались навстречу взгляду Шалкара с ожившей плоскости стены совокупностью удивительно гармоничной многомерности. В конце каждой комнаты виднелась открытая дверь, за которой можно было увидеть следующую комнату с открытой дверью, а за ней другую, и еще одну, и еще…
Прищурившись, Шалкар ткнул пальцем в одно из изображений. Тотчас другие пропали, и во всю стену высветилась приемная, заполненная пугающе мертвенной тишиной. Вялые темные тени в гипнотически медленном танце синхронно перемещались в ней. Вдруг в приотворившуюся дверь крадучись вошли русоволосый низкорослый парень и девушка-мулатка. Взявшись за руки и пригибаясь, на цыпочках они пересекли комнату, следуя к закрытой двери, открыли ее и скрылись в кабинете, откуда спустя полминуты, спугнутые громкими голосами приближающейся к приемной итальянско-русской парочки, быстро выскочили и спрятались за портьерой. Шалкар и Геннадий молча наблюдали развернувшуюся после феерию человеческих страстей: лица Альфео, Елены, русоволосого парня и красавицы-мулатки замелькали на экране и исчезли в потоке захватившего их времени. Безжизненный полумрак приемной вновь заполнился густой до вязкости, расползающейся тенями тишиной.
— С ним, — указательный палец Шалкара повторно ткнулся в экран, и из одной из теней выплыло и застыло перекошенное животной страстью лицо Альфео. — А заснятые на цифру доказательства используешь в свое время против него, если надумает ерепениться. Покажешь, что я долго и нудно отговаривал его волочиться за примой. И ей, кстати, покажешь в случае необходимости. Мой авторитет доброго дядюшки надо укреплять!
— Понял, — прошелестел Геннадий. Страх провинившегося раба отчетливой рябью поплыл в его неподвижном стеклянном взгляде.
— Исчезни, — не поворачивая головы, кратко приказал Шалкар, и Дамбалла, метнувшись к экрану, бесплотной тенью вошел в застывший взгляд Альфео. В следующее мгновение изображение приемной погасло, и развернувшийся спиной к вновь проявившейся стене Шалкар, прищурившись, изучал в щель между сложенными домиком ладонями плотно закрытый физический вход в свои кабинетные владения.
Резко отодвинутое кресло с жалобным стоном откатилось в сторону, глухо стукнувшись о противоположную окну стену. В один хищный прыжок выпрыгнувший из него Шалкар преодолел десяток метров и остановился возле багровых бархатных штор. Раздвинув их, он выглянул в сгущающиеся вечерние сумерки большого города. Шум многоголосой улицы хлынул в помещение, но был решительно остановлен толстым слоем тяжелой портьерной ткани.
Отвернувшись от занавешенного окна, Шалкар медленно прошел к такой же тяжелой портьере, драпирующей боковую стену в его кабинете. Едва касаясь ткани изящными пальцами, он прошествовал вдоль стены, от одного края комнаты к другому. Послушная его намерению портьера бесшумно отъехала в сторону, открыв взгляду масштабное, во всю стену, безукоризненно прозрачное зеркало. Отражения Шалкара и интерьерного пространства, вместившиеся в зеркало, были столь совершенны, что казались живее и явственнее оригиналов.
Остановившись перед зеркалом, Шалкар несколько секунд сосредоточенно всматривался в его бесстрастную стеклянную гладь. Затем, отступив на полшага назад, совершил над ее поверхностью легкое круговое движение, напоминающее цифру 8. Окончание движения его руки совпало со странными изменениями, начавшими происходить с зеркалом. Мелкая рябь, возникшая из ниоткуда, пробежала по всей зеркальной поверхности и поглотила изображение кабинета. В следующее мгновение рябь исчезла, унеся с собой отражение сопредельной к зеркалу реальности. Теперь в нем виднелось совершенно другое изображение. Ни Шалкар, ни его кабинет в этой новой реальности не присутствовали.
Бесконечное кроваво-черное пространство, словно сотканное из всполохов огня и мрака, расстилалось в зазеркальной перспективе. Невнятные голоса и шепот, крики и стоны, доносящиеся из него, проникали в кабинетное пространство, привлекая обитающие в приемной тени. Просачивающиеся под дверь, они спешили на зов запредельных голосов, на ходу наливаясь глубокой чернотой.
Голоса и звуки, доносящиеся из кровавой бездны, по мере приближения теней нарастали, усиливались, устремляясь им навстречу. Но что-то гораздо более сильное, чем звуки и тени, влияло на их движение и его исход. И это что-то являлось объектом их притяжения и местом их встречи. И это что-то было фигурой Шалкара, безмолвно стоящей перед зеркалом.
Тени и голоса сгущались вокруг него, клубились у ног, обвивали плечи, короной ложились на высоко поднятую голову, растекались по рукам, груди, по всему телу и тотчас им поглощались. И меняли его до неузнаваемости. Перед зеркалом стоял, не отражаясь в нем, страшный до безобразности, отдаленно человекоподобный силуэт с нечеловеческим лицом. Вернее, с полным его отсутствием.