– Так вот кто у нас крысятничает! – рявкает Анна почему-то мужским голосом. – Литаврина, твоих рук дело? Завтра в школу с родителями!
Ее последнюю фразу почти не слышно из-за внезапно налетевшего ветра. Сад шумит, начинает кружиться. Деревья несутся в дьявольской карусели. Все быстрее, быстрее!
«Колесо сансары», – шипит сакура.
Учительское лицо раздувается, растет, надвигается! Надо бежать! Но я не могу пошевелиться! Сбросить с себя это безобразное лицо! Сбросить! Нет!!!
Я рывком села в постели. Сердце выскакивало из груди.
Однако какое мерзкое слово «крысятничает», как будто голой пяткой раздавили сырое яйцо… Уф, приснится же такое! Думаю, все дело в сырой рыбе. Макс прав, туда определенно подсыпают какой-то наркотик. Потому и подсаживаешься на японскую еду после первого же похода в суши-бар. Анна в черном кимоно, ну и бред! Да еще и басит мужским голосом! Каким-то таким… до боли знакомым. Чей это голос? Чей? Нет, не могу вспомнить… А вдруг это был вещий сон? И он означает, что за соблазнение парня подруги в следующей жизни я перевоплощусь в крысу? Меня передернуло. Нет, все-таки хорошо, что я не индус и не верю в перерождения. Поэтому после смерти просто попаду в котел с кипящим маслом, как морковка.
Часы на прикроватной тумбочке показывали десять вечера. Вернувшись из суши-бара, я сразу завалилась спать и, оказывается, пробыла в царстве Морфея всего-то час. Я выбралась из постели и побрела на кухню.
На столе стояла вазочка для конфет, в которой ненавязчиво расположился капроновый чулок (потому что я на диете), а еще целая батарея чашек, чашечек, кружек без ручек и щербатых бокалов с остатками чая. Как будто в моей кухне прописался сумасшедший шляпник и компания. Символично, что часы на стене показывают пять часов. Они остановились пару месяцев назад, все никак руки не дойдут поменять батарейку.
Я щелкнула пультом от телевизора. Вот так удача – тот самый детектив! Как-то уже начинала его смотреть, но пришлось прерваться на самом интересном месте. Наконец узнаю, кто убийца. Сейчас как раз будет развязка.
Я быстро заварила чай. Сахара нет, надо поставить крестик на руке, чтобы хоть завтра не забыть купить. Сделала вкуснейший бутерброд из крекера со слабосоленой семгой, устроилась у телевизора и уже почти вонзила зубы в бутерброд, как вдруг заверещал мой сотовый. Р-р-р! И, главное, даже не надо смотреть на дисплей! Потому что в такой момент может позвонить только один человек…
Наверняка и у вас есть подобный знакомый. Это он:
– ломится в запертую дверь во время судьбоносного разговора;
– отвечает категорическим согласием, когда вы, случайно столкнувшись с ним в ресторане, из вежливости предлагаете присоединиться к романтическому ужину с возлюбленным;
– названивает, когда вы в душе.
Человек-Который-Всегда-Появляется-Не вовремя.
В моей жизни роль эдакой кости в горле блестяще исполняет непосредственная начальница. Редактор Аполлинария.
– Спишь? – с надеждой в голосе поинтересовалась она. – Между прочим, у тебя послезавтра съемка!
– У меня послезавтра монтаж, – несмело возразила я.
Сложно говорить наверняка, ведь производство нашей телепрограммы проходит под девизом «хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах». Так, однажды Аполлинария с администратором Ильей отловили меня в дверях. Не обращая внимания на вопли протеста, они вытащили меня из куртки и джинсов (я собиралась на съемки сюжета о дачном отдыхе), засунули в неизвестно откуда взявшееся платье «а-ля Наташа Ростова», которое жутко воняло бабушкой, и уже через час я брала интервью у дебютанток Венского бала. Под нафталиновым платьем в пол были кроссовки, как у «Сбежавшей невесты».
– Смонтируем без тебя, поедешь снимать новый сюжет. Так что давай, мой шею под декольте и с утра пораньше дуй в редакцию, я тебе все расскажу.
Раньше наш телеканал квартировал в телецентре «Останкино», который журналисты прозвали «Стаканом». Как любой нормальный человек, страдающий «топографическим кретинизмом», я не могла вспоминать Стакан без содрогания. Безнадежно опаздывая на очередное судьбоносное интервью, я блуждала по бесчисленным и абсолютно одинаковым коридорам, цеплялась носами ботинок за дырки в линолеуме и, подобно герою фильма «Чародеи», тоскливо вопрошала: «Люди! Где выход? Ну, кто так строит?!» Зато там можно было поглазеть на живых звезд в пафосной кафешке или поесть сосисок с бумажной тарелки в жуткой забегаловке – в зависимости от финансов и настроения. Потом наш телеканал поменял место дислокации. Оказалось, что аренда трех верхних этажей роскошного бизнес-центра выходит гораздо дешевле, чем нескольких комнат без окон в подвальном этаже Стакана.
В полдесятого утра я прокатилась в зеркальном лифте до седьмого этажа и открыла стеклянную дверь.
– Литаврина, куда?! А отмечаться? Смотри, а то завтра не пущу, – из-за газеты «Свежие сплетни» пригрозил охранник Толик.
Толик был посильным вкладом нашей телекомпании в борьбу с терроризмом. Борьба эта заключалась в том, чтобы делать пометки в кудрявом журнале, кто, во сколько пришел и ушел, и читать «желтую» прессу. Вышеперечисленные манипуляции Толик проделывал с великой важностью и держался весьма напыщенно, видимо, чувствуя себя крупным телевизионным боссом.
Я со вдохом взяла со стола охранника обгрызенную ручку, сделала пометку в журнале. Потом рассеянно уронила ее в свою сумку и отправилась на поиски Аполлинарии.
Начальница пила чай на офисной кухне в компании двух других редакторов нашей программы – Эльвиры и Мышки.
Эльвира неприязненно разглядывала в зеркальце «Шанель» лихорадку на могучей губе. Это ходячее пособие о пагубном влиянии силикона на женский организм спустили к нам сверху. Вообще-то Эльвира мечтала стать телеведущей. Прошла кастинг, ее утвердили и отсняли в «пилоте» новой программы, но руководство канала программу завернуло, а Эльвиру послало. Редактором в «Женские штучки». С тех пор Эльвира обозлилась на весь мир в целом и все говорящие головы в частности, утверждая, что головы эти попадают на голубой экран исключительно через постель. Ну, ей-то, конечно, виднее…
У выпускающего редактора Мышки, разумеется, было какое-то общечеловеческое имя, но его все давно и прочно забыли. Прозвище уж очень ей подходило и приклеилось насмерть. Эта девушка лет двадцати восьми отличалась весьма неоригинальной внешностью. Маленького роста, щупленькая, с неизменным мышиным хвостиком на затылке, она была вся какая-то бесцветная. Серьезному милому личику чего-то не хватало, как скучному темному зданию – подсветки.
– Всем привет! – бодро сказала я и подмигнула Мышке.
В последнее время у нас завязались приятельские отношения. Мы ходили вместе обедать и частенько болтали возле кофейного автомата.
– А у меня для тебя сюрприз! – сообщила Аполлинария так, как будто собиралась подарить мне «Порше» на день рождения.
Я напряженно улыбнулась. Этот ее «подарочный» тон обычно не предвещал ничего хорошего.