– Родители Стивена, отец и мать, пришли в ужас, увидев сына. Представьте себе молодого мужчину, у которого изо рта течет слюна и который не способен контролировать большинство физиологических функций. Он страдал тремором и очень болезненно реагировал на звуки.
Мейси кивнула:
– Понятно. Разве родители не пытались перевести сына в другое место? Его вообще выписали домой?
– Нет. Родители заявили, что не в силах взвалить на себя такое бремя. Оба всецело отдавались работе в сиротском приюте, только этим и жили.
Мейси осенила догадка:
– Они всем говорили, что их сын погиб, так? Стыдились его, считали унизительным тот факт, что их талантливый отпрыск превратился в трясущегося калеку?
– Да. – Профессор Гейл посмотрел в лицо Мейси. – Однако на какой-то период ему стало лучше.
– Насколько лучше?
– Настолько, что он снял квартиру в Оксфорде и вернулся к научной работе в университете. В сущности, режим шел Стивену на пользу. Постоянный распорядок дня, трудовая дисциплина ученого – все это помогало ему контролировать собственное поведение. Однако, насколько мне известно, с родителями он так и не общался.
– Что с ним произошло дальше?
– Случился рецидив. Мы перевезли его сюда, чтобы он продолжал работу. – Профессор вскинул ладонь. – Знаю, знаю, вы можете усомниться в целесообразности этого решения, и все-таки, не забывайте, Стивен был гениальным ученым. Мы создавали антидоты ко всем видам газов, используемых германской армией, а также анализировали новые разработки противника. Вдобавок мы трудились над созданием собственного химического оружия, начиная от ядов для уничтожения посевов в Германии и заканчивая веществами нервно-паралитического действия.
– И для него это оказалось слишком: болезнь вновь обострилась, – высказала догадку Мейси.
– Да. По зрелом размышлении этого стоило ожидать. Стивен ставил эксперимент на собаках и вдруг практически у нас на глазах превратился в совершеннейшего безумца. К счастью, рядом находился один из наших психиатров, который сумел взять ситуацию под контроль.
– Стивена опять поместили в психиатрическую лечебницу, верно?
– Откуда вы… Вы ведь знаете?
Мейси со вздохом встала и принялась мерить кабинет профессора шагами.
– Психиатром был доктор Энтони Лоуренс, так? Он забрал Стивена в одну из больниц, где работал сам.
– Вы правы.
Походив туда-сюда, Мейси остановилась у стола.
– Если не ошибаюсь, Стивен Оливер опять поправился.
– Да.
– И вы нуждались в нем, поэтому он снова вернулся к работе. До следующего срыва.
Гейл кивнул:
– Бедняга, он и по сей день в сумасшедшем доме.
Мейси отрицательно покачала головой:
– Напротив, я полагаю, его выписали год, самое позднее полгода назад.
Профессор Гейл подпер ладонями подбородок.
– Значит, это Стивен. Жуткий яд, от которого только что умер пес, – дело рук Стивена.
– Не могу утверждать наверняка, однако думаю, так и есть.
Дверь без стука распахнулась настежь.
– Простите, что прерываю совещание ученых умов, вы мне нужны. – Эркарт показал на Мейси.
Она протянула ладонь Гейлу для рукопожатия.
– Спасибо, профессор. – Мейси двинулась вслед за Эркартом, но у двери обернулась: – Вы подозревали его еще до того, как вам привезли образец. Почему же вы ничего не сказали?
– Я… не хотел в это верить. Я знал, что с ним не все в порядке, но… Понимаете, по работе мне часто приходится общаться с натурами, гм, эксцентричными… Кроме того, он блестящий ученый…
– И крайне опасный преступник.
Мейси вышла в коридор, а Эркарт, не слышавший ее разговора с профессором, заглянул в кабинет и уведомил Гейла, что свяжется с ним утром – «узнать, как движется дело». Персоналу Малберри-Пойнт было приказано работать круглосуточно.
– Что случилось? – осведомилась Мейси, еле поспевая за Эркартом к ожидавшему их «Вулсли».
– Только что позвонил Робби. Надо отдать ему должное за этот благородный поступок, обычно он не столь любезен с нашим отделом. Должно быть, его информаторы сообщили, что мы здесь, мисс Доббс. В общем, премьер-министр получил очередное письмо, и на этот раз неприятности грозят большие.
– Что написал отравитель?
– Что кого-то ждет веселенький Новый год, или что-то в этом роде. Ваш босс опустил подробности.
– Он не мой босс. – Мейси заняла место сзади.
– Не важно, мы все равно к нему едем. Можете пересесть в вашу игрушечную машинку и следовать за нами в Скотленд-Ярд.
«Вулсли» тронулся. Когда они миновали пропускной пункт, Мейси задумалась, не сообщить ли Эркарту, что знает имя автора писем. Она уже собралась похлопать его по плечу, но отдернула руку. Что-то ее останавливало. Стивен Оливер подходил на роль отравителя по всем статьям, и все же внутренний голос советовал Мейси не торопиться, не раскрывать карты.
Автомобиль постепенно набирал скорость. Мейси устроилась поудобнее. Может быть, работая под началом Макфарлейна, она решила придержать информацию лишь из тех соображений, что он должен узнать обо всем первым?
Я всегда, всегда знал, что умру в одиночестве и рядом со мной не будет ни любящей жены, ни матери, никого, кому бы я мог сказать последнее «прости», поэтому придется кое-кого прихватить с собой на тот свет. Во имя прошлых времен. Сегодня я отправлюсь на смерть, как на вечеринку. Интересно, эта Мейси Доббс, которая пыталась спасти Иэна, тоже собирается на праздник? Я несколько раз наблюдал, как она шла через площадь или направлялась к метро. По-хорошему, она уже должна была бы меня найти. Не такая уж эта умница и умная. Правда, всегда подает монетку в протянутую руку. Мелочь для детишек, нищих, безумцев. Да, мне бы хотелось забрать ее, она составит приятную компанию. А Краучера я с собой не возьму, несмотря на его жалость ко мне. Жалость. «О, мне так жаль», – сказала какая-то дамочка, проходя мимо меня на улице. Больше я ее не видел. Так же как не видел родную мать, испугавшуюся сумасшедшего, в которого превратился ее сын. Хотя это уже не имело значения. Она и без того почти меня не знала.
Затупившийся карандаш начал царапать бумагу, поэтому человек взял перочинный нож и принялся снимать тонкую деревянную стружку, пока грифель не показался снова. Послюнив кончик карандаша, человек стал выводить какие-то цифры и буквы. Джон Гейл или кто-нибудь другой из ученых разберут эти записи. От усердия человек высунул язык, и на бумагу закапала слюна. Эти капли, расплывающиеся поверх вязи из букв и цифр, жирно выделяли новую формулу, которая много дней крутилась в его голове.
Мейси взялась за уголок письма и поднесла его ближе к свету.