Йомен проглотил слезы. Геронсдинцы зашевелились, стали придвигаться друг к другу.
– И мы поверили Сандермиру. Потому что наши мальчики погибли, потому что на нашу деревню упала бомба. Мы решили, Сандермир говорит правду. А он все кричал: идите, отомстите шпионам, пусть жизнями заплатят за ваши страдания. Сейчас это трудно объяснить, но мы все одновременно лишились разума. Мы перестали быть отдельными людьми, а превратились в огромное чудовище, в зверя, который, себя не помня, никому не подчиняясь, кинулся мстить врагам. А вел нас пьяный юнец, внушал нам свои грязные идейки, науськивал, пока мы не поверили, что должны заставить врага страдать – за наших мальчиков, за нашу деревню.
Вебб не поднял глаз, только спросил почти шепотом:
– И что вы сделали?
– Под рукой у нас были уголья; в наших сердцах пылала ненависть. Мы побежали – каждый с горящей головней – прямо к пекарне. Первым бежал Сандермир. Мы были бешеной толпой, в нас не осталось ничего человеческого. А навстречу нам – вот ужас – спешили твои отец с матерью. Хотели узнать, что стряслось, помочь…
Йомен уронил лоб в ладони.
Уайт заговорил вместо хозяина гостиницы:
– Они к нам бегут – а мы к ним, Сандермир впереди. Вопит, разоряется: «Вот он – фриц со своей бабой!» Джейкоб обнял Беттину и бросился обратно в пекарню. Беттина еще кричала: «Анна, Анна, скорее домой!» Потому что твоя сестра тоже выскочила на шум, тоже хотела помочь. В общем, они заперлись в доме.
Уайт перевел дух, потер себе грудь, будто там ныла давняя рана.
– Не знаю, откуда взялся керосин, только пекарня вдруг запылала. А мы вопили, как дикие звери. Мы жаждали крови немцев, которые были заперты внутри.
Вперед выступила миссис Пендл, заговорила чуть слышно:
– Той ночью в нас будто дьявол вселился. Такое в страшном сне не приснится. Мы обезумели; горе владело нами. Мы не могли остановиться. Мы – убийцы, каждый в отдельности и все вместе. Мы сожгли заживо троих невинных людей. Не важно, откуда они были, – главное, что они не сделали ничего дурного. Позор нам. Позор на наши головы.
Фред Йомен овладел собой и продолжил:
– Не помню, когда мы пришли в чувство. К тому времени, как приехала пожарная бригада, от дома остались одни головешки. Власти прислали следователей, но те не стали задавать нам вопросов. А кузнец, оказывается, собирал уголь на железнодорожных путях и был живехонек. – Фред хотел похлопать Вебба по плечу, но не решился. – На другой день мы все поняли. Всю правду. С тех пор нам нет покоя. Мы тяжко больны. Кое-кто покинул деревню – да только разве можно убежать от воспоминаний? Никуда от них не денешься, всюду найдут. Наш грех преследует нас. Мы несем этот крест. Поверь, сынок: в деревне нет ни одного человека, которому не страшно ложиться спать. Потому что каждого из нас преследуют предсмертные крики твоих родных.
– Еще через день принесли телеграмму, что ты пропал без вести, предположительно погиб, – сказал Уайт. – И признаваться не пришлось – не перед кем было. Так и пошло: погибла семья в войну, и все тут. Постепенно мы сами в это поверили, хотя всегда помнили о своем безумии. Мы все клеймены безумием, сынок. – Уайт с вызовом оглядел геронсдинцев: дескать, кто посмеет оспорить мои слова? – А потом начались пожары, каждый год в одну и ту же ночь, в годовщину налета «цеппелина». И мы поняли: нас преследует призрак Пима Мартина. Пим Мартин вернулся, чтобы свести нас всех в могилу, чтобы отомстить. Поэтому мы не заявляли о пожарах в полицию. Мы знали: мы получаем то, что нам причитается. Положа руку на сердце, мы заслуживаем смерти.
Тишина стала вязкой, липкой. Ни один человек не шевельнулся, не кашлянул, не шаркнул подошвой. Только огонь в камине потрескивал, изредка постреливая искрами.
Первым вышел из оцепенения Йомен. Он принялся доставать стаканы и наполнять их бренди. Проделывая это, Йомен говорил:
– Но вот чего я никогда понять не мог, да и сейчас не понимаю – почему Сандермир натравил нас на Мартинов? Его видели с Анной. Она вроде ему нравилась, так зачем он это сделал? Ума на время решился? Спьяну примерещилось что-то? Зачем он солгал, с какой целью добивался смерти всей семьи?
Йомен поставил бутылку, взглянул на Мейси, как бы ожидая помощи.
– С тех пор Сандермир нас будто за горло держит. Чуть что – напоминает: мы, мол, все повязаны, только попробуйте вякнуть – всех как убийц осудят.
– Вы и есть убийцы, – произнес Вебб, до сих пор хранивший молчание. – Вы уничтожили моих родных – хороших людей. Они приехали в вашу деревню, хотели ассимилироваться, сродниться с вами – а вы их заживо сожгли. – Вебб вздохнул, взял стакан с бренди. – Только знаете что? – Он выдержал паузу, поочередно обвел взглядом каждого геронсдинца. – За последние несколько дней я понял одну вещь. Когда я был маленьким, отец говорил об этом; потом я все позабыл, а теперь вот вспомнил. Так вот. Я понял, что месть всегда влечет за собой новые человеческие жертвы. У меня теперь новая жизнь. И ради мести я не собираюсь приносить в жертву моих жену и дочь. Они мне слишком дороги.
– Ты прощаешь нас? – прошелестел чей-то голос.
Вебб покачал головой:
– Это не моя прерогатива. – Он допил бренди и со стуком опустил стакан на барную стойку. – Вы сами этому научились – прощать самих себя. Вот и продолжайте в том же духе. – Вебб повернулся к Мейси. – Бьюла не ошиблась. Сказала, что вы меня освободите, – так и вышло. Благодарю вас за доброту – к Бьюле, ко мне, к моему народу.
С этими словами Вебб надвинул шляпу и направился к выходу. Перед ним расступались – поспешно, подобострастно. Он тихо закрыл за собой дверь.
Фред Йомен обратился к Мейси:
– Как думаете, мисс Доббс, он больше не вернется?
Мейси покачала головой:
– Цыгане откочуют сразу после похорон Бьюлы и больше здесь не появятся. Они, как правило, не возвращаются в места смерти соплеменников. По их поверьям, это сулит беду.
– Хорошо, что мы поговорили с Пимом. Язык не поворачивается называть его Веббом теперь, когда я разглядел, до чего он на отца похож.
– Дело сделано. Мы рассказали правду, мы знаем, что он не собирается нас и дальше преследовать. Да только спать спокойнее мы от этого не станем, – подытожил Уайт.
Снова повисла тишина, будто каждый из присутствующих пытался приноровиться к страшным воспоминаниям – и понимал, что обречен вечно тащить бремя вины. Мейси заговорила лишь после глубоких размышлений:
– Задумайтесь над словами Вебба. Над тем, что он сказал о мести. На месть нет времени. Я не могу снять с вас тяжесть вины, не могу утишить ваши угрызения совести – но у меня есть предложение.
– Какое? – Фред Йомен всем корпусом подался к Мейси.
– Вашим попустительством земля, где стоял дом Мартинов, превратилась в пустырь. Но по закону эта земля принадлежит Веббу. Кто знает, быть может, однажды он вернется. Или захочет продать участок. Вы должны навести там порядок. Вы должны беречь эту землю для Вебба. Там погибли люди; в любом случае земля заслуживает внимания.