Дэвид остановился, чуть не дойдя до больших ворот, и бросил сигарету в канаву. Впервые с начала этого дела до него дошло, что по естественному порядку вещей Дункан – наследник владений своей жены и весь Уэйкли-Мэнор с его домами и землями, полями, фермами и обитателями является теперь собственностью вот этого человека в синем мундире, только что скрывшегося за дверью в кирпичной стене.
Дэвид снова двинулся в путь, направляясь к «Плугу и бороне». Дорога, по которой он шел, судя по всему, должна была привести его именно туда. Она была прямая, деревьями не затененная, и солнце благодаря длинному летнему дню стояло еще высоко. Дэвиду стало жарко. Он остановился, чтобы снять пуловер, надетый под пиджаком, и вдруг почувствовал потребность сесть под изгородь и отдышаться.
Удивление его перешло в тревогу. Дорога ровная, шел он не быстро, но сердце колотилось, и деревья вдаль поплыли перед глазами. Недомогание нарастало, подступившая тошнота заставила его склониться над кюветом, где валялся брошенный прохожими мусор.
Сквозь стук сердца и туман перед глазами явилось воспоминание – его вызвал сигаретный окурок в кювете. Никотин. Именно так чувствовала себя Урсула. Это было начало. И на несколько секунд острые болезненные ощущения сменились торжеством. Кто-то его боится, кто-то пошел на риск, чтобы его устранить. Ему предстоит умереть на дороге, тихо, не причинив убийце хлопот, а потом будет инсценирован несчастный случай. На этих пустынных дорогах военного времени всякое возможно. Пульсирующий мозг отказывался рисовать достоверную картинку, но Дэвид не сомневался в своей правоте.
Кто же его отравил? Где? Когда?
Его скрутил новый приступ рвоты. Когда судорога отпустила, Дэвид вгляделся в кювет. Сигарета, напомнившая о никотине, вызвала еще одно воспоминание. Он увидел другую сигарету в траве под изгородью. Ту, что дал ему Алан Дункан: он выкурил треть и отбросил ее прочь, когда его взволновала мысль о наследнике имения Уэйкли.
Обливаясь потом, преодолевая дрожь, Дэвид заставил себя сесть. Он должен подобрать эту брошенную сигарету, пусть даже ее найдут зажатой в мертвой руке. Он прикинул шансы, глядя на часы затуманенными глазами, пытаясь заставить работать одурманенный мозг. Десять минут симптомы оставались неизменными. Это мог быть самообман, но многолетняя практика позволяла надеяться на лучшее. Сердце все еще колотилось, но в достаточно хорошем ритме. У Дэвида было два выхода. Добраться до «Плуга и бороны» и послать Джилл на поиски недокуренной сигареты или же вернуться к тому месту на дороге, где он ее бросил, и поднять самому. Риск потерять или важную улику, или жизнь.
Дэвид усмехнулся. Будто услышал спокойный и любящий голос Джилл: «Как же тебе нравятся огни рампы, милый». Ну ладно, он рискнет. В конце концов, он выкурил всего треть этой чертовой штуки. Значит, две трети шанса у него есть? Или нет? Он чувствовал, что расчеты эти так же туманны, как идущая рядом дорога, и сосредоточился на поставленной задаче.
Обратный путь оказался долог. Несколько раз ему чудилось, что он миновал нужное место и вскоре снова окажется у ворот Уэйкли-Мэнор. И все время пугала мысль, что вот сейчас появится местный констебль на велосипеде и обязательно арестует его за появление в пьяном виде и безобразие на королевской дороге.
Но его ждал успех. Помогли тренированная наблюдательность и хорошая память. Он остановился возле извитого падуба, стоящего в живой изгороди, вернулся на несколько шагов и после недолгих поисков нашел искомое.
Джилл сидела в зале «Плуга и Бороны» и читала утреннюю газету, когда ввалился Дэвид и рухнул в кресло рядом с ней. Джилл перестала улыбаться и посмотрела на мужа.
– Дэвид!
– Все в порядке, дорогая. Или скоро будет. Пусть мне принесут чайник крепкого чая, побыстрее, и смени выражение лица, пока его никто не заметил.
– Давай я вызову…
– Нет, не надо. Я с ним виделся утром, и на сегодня с меня хватит. Дневную норму смирения я исчерпал. Чай, милая, а потом телефон.
Джилл принесла чай сама, налила его и села, наблюдая за лицом Дэвида. У него был уже не такой мертвенный цвет, как когда он вошел, шатаясь, но тревога ее не покидала.
– Могу я сделать что-то еще? – озабоченно спросила она. – Мне кажется, чай не совсем…
– Кофе было бы лучше, – слабым голосом ответил Дэвид, – но наверняка это был бы «Кемп», так что я предпочел чай.
– Пойду взгляну, нет ли у бакалейщика настоящего кофе.
– Нет, не уходи. На тебя смотреть – лучшее лекарство.
– Дорогой, как бы я хотела, чтобы ты ничего этого не делал!
– Возмутительно с моей стороны – так тебя пугать. Но клянусь, я был воплощенная осторожность. Слышала бы ты меня в имении. Нет, я думаю, это предназначалось не мне. Может, и мне, но тогда мозг, породивший эту интригу, действует с неприятной быстротой. Однако, по-моему, это не так. Вот почему я должен немедленно позвонить, как только мой пульс перестанет так деликатно трепетать и вернется к обычному невоспитанному стуку.
Джилл облегченно вздохнула. Если Дэвид достаточно оправился, чтобы снова выпендриваться, значит, опасность миновала. Но колени у нее все еще дрожали от пережитого страха. Она наклонилась подлить ему чая и сама отпила пару глотков.
Первый звонок Дэвида был на аэродром. Не может ли доктор Уинтрингем – да-да, это его фамилия, но его тут не знают, – поговорить с капитаном авиации Дунканом? Его нет? Вы совершенно уверены, что он еще не вернулся?
После долгой паузы, во время которой Дэвид пожалел, что по телефону не поговоришь сидя, ответ остался прежним. Капитан Дункан должен был возвратиться около семнадцати часов, сейчас семнадцать тридцать. Он может появиться в любой момент, так что не мог бы доктор Уинтрингем перезвонить, скажем, через пятнадцать минут?
Дэвид позвонил инспектору Стейнсу. Голос инспектора звучал относительно дружелюбно.
– Я говорю из «Плуга и бороны» в Уэйкли, – пояснил Дэвид. – Мне нужно срочно вас видеть.
– Я еще как минимум час буду на месте.
– Я имею в виду, увидеть вас здесь. К вам я приехать не могу, мне нехорошо.
– Вам – что?
– Нехорошо. Я внезапно заболел и вынужден лечь.
– Слушайте! – взорвался инспектор. – У меня на ваши шуточки, по телефону или как-то иначе, нет времени!
– Это не шуточка – для меня, хотя могла бы быть для моего недоброжелателя, если таковой имеется. Я совершенно серьезен. У меня для вас есть некоторое вещественное доказательство, и привезти его сам я не в силах. Если не можете приехать лично, пришлите кого-то, с кем я смогу говорить.
– Я буду в течение получаса.
– Хороший вы человек. Не вешайте трубку. Я вам дам занятие на эти полчаса. Есть ли у вас сообщения об автомобильных авариях в последний час в радиусе двадцати миль от Шорнфорда?