– Девчонки останутся девчонками, – заметил Дэвид, отдавая записку.
– И мальчишки, судя по всему, тоже.
– Вот именно.
Инспектор встал и аккуратно приставил стул обратно к стене.
– Вы бы отдохнули как следует, – участливо предложил он. – Отложили бы на какое-то время эту работу.
– Понимаю, что вы говорите искренне, – согласился Дэвид. – И определенно приму ваш совет на несколько дней.
Он сдержал слово. Персонал в «Плуге и бороне» относился к нему внимательно и сочувственно. Джилл всем сказала, что Дэвид переутомился на прогулке в первый день и должен восстановиться. За это время они с Дэвидом узнали много интересного об обитателях Уэйкли – прошлых, настоящих и будущих.
В конце недели инспектор Стейнс пригласил Дэвида на совещание в Шорнфорде, в котором приняли участие суперинтендант и главный констебль. Анализ дал положительные результаты. Причиной смерти Алана Дункана стало отравление никотином. Охота была в разгаре, а поле сузилось до усадьбы Уэйкли-Мэнор. Хозяева или слуги, но кто-то подложил Дункану отравленные сигареты и вовремя появился на месте преступления, чтобы убрать неиспользованные. Как было выполнено это последнее действие и кем? У кого имелось время доехать до Спиндлбери-Копс или незаметно следовать за Дунканом? У кого есть машина и бензин для такой цели? Ведь не мог же убийца без машины вовремя успеть на место? Как вышло, что и Хьюберт, и Реджинальд оставались на территории поместья все интересующее следствие время, при этом Хьюберт за руль давно не садится, а машина Реджинальда, используемая на ферме, стояла у всех на виду во дворе Мэнор-Фарм весь день?
– Как бы там ни было, это исключает вашего лондонского подозреваемого, – медленно произнес Дэвид. – Доктор Морис Колмен на этом этапе из картинки выпадает?
– Надеюсь, что нет, – отозвался инспектор. – Я пока держу его в поле зрения.
– И думаю, вы правы, – серьезно сказал главный констебль.
– Есть о нем новости? – спросил Дэвид.
– Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать, – ответил инспектор Стейнс.
Слегка уязвленный этим пренебрежительным ответом, Дэвид вернулся в деревню Уэйкли. У Джилл были для него новости.
– Рейчел организовала для нас посещение. Приглашение пришло сегодня утром. На нас обоих завтра к чаю.
– И на меня тоже?
– Сказано – обоих. Смысл ведь в том, чтобы ты увиделся с викарием?
– Несомненно. Но я был готов, что усилия окажутся бесплодными.
– У тебя подавленный вид.
– Инспектор Стейнс неласково со мной обошелся.
– Бедняжечка. Но ты ему ответишь тем же. Обычно ведь так и бывает.
Преподобный Томас Хеншоу служил викарием в Уэйкли уже тридцать пять лет. Это был простой, добрый, не педантичный человек, лет под семьдесят, преданный интересам своего прихода и мало чем озабоченный за его пределами. Жена его, по сути очень на него похожая, обладала куда более подвижным умом. Это ее усилиями прекраснодушные замыслы викария воплощались в жизнь. Без нее его душевная доброта оставалась бы во многом бесплодной.
Дэвид и Джилл увидели, что входная дверь дома викария открыта и подперта щеткой для чистки обуви. На звонок никто не откликнулся, и они стали искать дверной молоток, но тут в дальнем конце прихожей появилась миссис Хеншоу.
– Доктор и миссис Уинтрингем? – дружелюбно спросила она. – Ну заходите же! Звонок на прошлой неделе сломался, и я никак не могу добиться, чтобы кто-нибудь пришел и починил его, и еще месяц не смогу как минимум. Так я держу дверь открытой и обычно слышу, когда приходят люди.
Она провела гостей в симпатичную светлую гостиную, где на широком подносе, поставленном на низенький трехногий стол, уже был сервирован чай. Четырехъярусная стойка для пирогов радовала разнообразием закусок.
– Прошу садиться, – предложила миссис Хеншоу. – Мой муж придет буквально через секунду. Он возился в саду и сейчас переобувается. Конечно же, доктор Шор запрещает ему копаться в земле, но если нет садовника, то что поделаешь? Нашего призвали сразу после Рождества. Такой хороший парнишка; он был первым ребенком, которого Том крестил после нашего сюда приезда. Вы не будете возражать, если я пойду заварить чай? Сейчас к нам только миссис Уайт приходит по утрам. Горничная наша, Вера, в прошлом месяце ушла в АТС.
Она вышла, прикрыв за собой дверь гостиной, но не до конца. Вскоре дверь снова распахнулась и появился викарий, держа в одной руке заварной чайничек, а в другой чайник с кипятком.
– Приношу свои извинения, что приветствую вас со связанными, так сказать, руками, – добродушно поздоровался он. – Как видите, я – рабочая лошадь. В сфере домашнего хозяйства мне дозволены лишь функции чернорабочего.
Поставив свою ношу, он церемонно обменялся с гостями рукопожатием.
– Зато в саду вы – высшая власть, – вежливо ответила Джилл.
– К сожалению, да. Нам повезло, что Альфред прослужил у нас так долго. Но он, конечно же, старше многих, хотя для нас все равно юнец.
– В деревне люди взрослеют медленно, – сказала вошедшая миссис Хеншоу и стала разливать чай.
– Да, не правда ли? – поддержала ее Джилл. – Я сама из деревни.
Миссис Хеншоу обрадовалась. Гостья, начавшая с такого гамбита, выгодно отличалась от эвакуированных из города и деревенских, приходящих со сложными проблемами. И хозяйка с энтузиазмом погрузилась в поиски общих знакомых.
Тем временем Дэвид тактично переключил разговор с викарием с садов на фермы, а с ферм – на Уэйкли-Мэнор.
– Трагический род, – скорбно произнес мистер Хеншоу. – Человек суеверный мог бы допустить, что на нем лежит проклятие. Не припомню времени, когда в усадьбе не было той или иной беды.
– Прошлая война почти во все семейства внесла разлад, – заметил Дэвид.
– О нет; я о временах куда более давних: мы сюда приехали в девятьсот шестом. И вся деревня бурлила сплетнями о Фринтонах. Конечно, в сухом остатке оказалась достаточно обычная, если проанализировать, история. Оба мальчика – теперешний Хьюберт Фринтон и его брат – учились тогда в университете. Хьюберт хотел жениться на дочери управляющего. Уэйкли в те времена было куда больше теперешнего; часть земли пришлось продать после смерти старого мистера Фринтона. Ушли четыре фермы, если я правильно помню, и вся земля в сторону Биркингтон-Ридж. Естественно, отец Хьюберта не поддержал его намерений. Он был еще несовершеннолетний, и в любом случае как младший сын должен был освоить профессию, что лишь через много-много лет дало бы средства, достаточные для содержания своего очага. В деревне это всем было отлично известно. Моя роль в той истории оказалась любопытной, и сейчас о ней можно рассказывать уже без вреда. Бедная девушка умерла много лет назад, а ее родители уехали из Уэйкли. А было вот что: отец девушки пришел ко мне в великом гневе, угрожая страшными карами своему нанимателю, мистеру Фринтону, отцу Хьюберта. Очевидно, его дочь обвинили в попытке запутать Хьюберта в свои сети и его попросили положить конец встречам Хьюберта и дочери – или же считать себя уволенным. Он был в ярости, и нельзя сказать, что беспричинной. Управляющий сообщил, что в ответ сам немедленно объявил о своем увольнении, но, главное, его дочь Хьюберта ни в грош не ставила и была его вниманием весьма раздосадована. Естественно, я взял на себя роль миротворца. Молодые люди были тогда еще совсем дети, и я решил, что прискорбно раздувать до скандала всего лишь неуместную телячью влюбленность. Прежде всего я повидался с девушкой и убедился, что настроена она именно так, как описал ее отец. Потом я пошел к мистеру Фринтону и уговорил его отнестись к делу не столь серьезно. Я его заверил, что брак в любом случае невозможен, поскольку леди твердо намерена отказать, и потому все как-то рассосется само собой. И наконец я увиделся с Хьюбертом и попытался возвать к его здравому смыслу. Боюсь, это удалось мне лишь частично.