Краска снова залила не только щеки, но и подбородок Серены, даже шее сделалось жарко. Тетя Джеральдина сегодня днем заезжала вместе с ней к модистке с целью выбрать для Серены подвенечное платье.

Джонатан слегка улыбнулся ей и приподнял шляпу.

– В таком случае всего хорошего. Я очень рад, что мы могли пожелать вам доброго вечера перед возвращением домой, мисс Донован.

– Я буду с удовольствием думать о нашей встрече с вами обоими на будущей неделе, – сказала леди Монтгомери, и они с Джонатаном удалились, рука об руку.

Серена медленно и глубоко вздохнула с облегчением. Отношения Джонатана с леди Монтгомери ничего не значили. Имело значение лишь то, что Джонатан не выдал ее Уиллу, не сообщил, кто она на самом деле. Во всяком случае, сегодня.

Даже теперь она вся горела. Кожу покалывало. Появление Джонатана расстроило ее сверх всякой меры, внесло такую несуразицу в чувства, все это в соединении горькой ненависти с безумным, опасным притяжением к нему мучило и тяготило ее куда сильнее, нежели его флирт с элегантной леди.

Глава 11

Первого июля Джонатан появился вместе с Лэнгли и Кинсайдом в гостиной у Джейн.

Прошла неделя с того дня, когда он в последний раз виделся с Сереной. Она избегала встреч с ним, намеренно удерживая себя взаперти дома и отклоняя те встречи в обществе, где, как она знала, он присутствовал. Однако она уже дала согласие на приглашение Джейн, так что в этот вечер ей предстояло терпеть его присутствие.

Джонатана не особенно радовала перспектива еще раз увидеть ее вместе с Лэнгли. Однако это не удержало его от посещения дружеского обеда в доме у его кузины. Ему до смерти хотелось снова увидеть Серену, и это желание пересилило все остальное.

Настенные канделябры с позолоченными подсвечниками уже заливали светом гостиную Джейн, когда доложили о приезде джентльменов. Три леди встали со своих мест, чтобы приветствовать их.

Джонатан взглянул на Серену. Она поздоровалась с Лэнгли, который вошел первым, а потом повернулась к нему с каменным выражением на лице.

Это было точно так же, как в прошлый раз, когда он увидел ее в Гайд-парке. Черт побери, он вовсе не желал, чтобы она питала к нему неприязнь. Ведь теперь она, разумеется, поняла, что он не намерен разоблачать ее тайну. Это было бы ударом не только для нее, но и для ее семьи. Он не станет причинять боль ни ей, ни любому из членов этой семьи.

Серена сделала реверанс, на который он ответил вежливым поклоном.

– Как всегда, рад видеть вас, мисс Донован. – Он повернулся к ее сестре, которая стояла рядом с ней. – Мисс Феба.

– О, милорд, – оживленно откликнулась на приветствие младшая сестра. – Так приятно снова увидеться с вами!

Принужденно кивнув, Серена повернулась к Лэнгли, и тот взял ее руки в свои. Стараясь не реагировать на это, Джонатан обратился с любезностями к хозяйке дома.

Разговор был легким и оживленным, однако несколько натянутым, и Джонатан не сомневался, что это вызвано его присутствием. К счастью, всего через несколько минут последовало объявление, что обед подан.

За столом соседкой слева от Джонатана оказалась Феба, а справа – Серена. Джейн заняла место напротив него между двумя джентльменами.

Когда подали суп, Джонатан повернул голову вправо и спросил:

– Радует ли вас погода в Лондоне этим летом, мисс Донован?

– О да, – ответила Серена, вероятно, из необходимой вежливости. – Она куда более приемлема, нежели погода в летние месяцы у нас дома.

– Какова же она в Вест-Индии в это время года?

Она заговорила о большой влажности воздуха и душной жаре на Антигуа, и было ясно, что обыденность темы разговора приносит ей душевное облегчение. Это побудило Кинсайда, который сидел за столом как раз напротив Серены, пуститься в расспросы, и далее обед принял вполне обычное направление – каждый говорил о вещах, которые по большей части ничего не значили.

Но Серена сидела справа от Джонатана, и даже тогда, когда разговор зашел о необходимости усовершенствования уличных фонарей в некоторых районах города, он наслаждался ее присутствием. За обедом ощущался то особый запах устриц, то аромат жареного гуся или утятины под острым соусом, а ему грезился запах песчаного пляжа и соленого морского воздуха. Он чувствовал тепло Серены. Когда она улыбалась, сердце у него начинало биться чаще и сильнее, а когда она говорила, ее слова проникали ему в душу.

Серена была рядом с ним, и он забывал обо всем на свете. Даже о ее грядущем браке с Уильямом Лэнгли.

После обеда Серена прочно обосновалась на краешке лимонно-желтого диванчика и наблюдала, как леди Монтгомери и Феба играют в четыре руки на фортепиано. Белокурые локоны Фебы золотились в свете канделябров, а каштановые волосы леди Монтгомери гармонировали по цвету с фортепиано из красного дерева.

Мистер Кинсайд с видом восторженным и сосредоточенным наблюдал за ними со своего места возле пианино. Джонатан устроился на стуле рядышком. Внутренняя связь между ним и Сереной не прерывалась. Эту связь мог бы почувствовать и Уилл, который стоял за спиной у Серены, опершись ладонью на спинку желтого диванчика.

Серена сцепила руки на коленях, ощущая некую необычность и создавшегося положения, и настроения окружающих.

Краешком глаза она заметила, что Джонатан сидит выпрямив спину и расправив плечи, внимательно наблюдая за музыкантшами. Ей было любопытно, о чем он думает, наблюдая за игрой леди Монтгомери, так как взгляд его был сосредоточен именно и только на ней. По сравнению с хозяйкой дома Серена чувствовала себя кем-то вроде упитанной молочницы с веснушчатыми розовыми щеками и растрепанными длинными волосами. Леди Монтгомери с ее аккуратной прической, правильными чертами ухоженного лица и элегантной осанкой выглядела более взрослой и более утонченной, чем Серена, которой оставалось лишь мечтать о подобной изысканности.

Вопреки всему плохому, что она узнала о нем, какая-то часть ее существа до боли хотела снова сесть рядом с ним, жаждала спросить, что он нашел в леди Монтгомери, – она красива, правда, но Серена почему-то считала, что пробудить у Джонатана любовное влечение может женская красота не этого типа.

Ее кожа помнила соприкосновение с его кожей, плотной и теплой. Серена вспоминала, как смотрела на него, бывало, всю ночь, налюбоваться не могла на его синие глаза. Больше ни у кого не видела она таких влекущих, чарующих глаз.

Феба и леди Монтгомери завершили исполнение пьески на фортепиано бурным и замысловатым пассажем, после чего встали и поклонились слушателям.

Мистер Кинсайд, с которым Серена познакомилась только в этот вечер, встал и зааплодировал.

– Браво! Прекрасное исполнение. Просто изумительное. Талантливое, позвольте мне сказать.

Щеки у Фебы порозовели от его похвалы, и она взглянула на леди Монтгомери, которая любезно взяла, так сказать, поводья в свои руки.