— Я же тебе объяснял. — Пальцы Сани-программиста уже бегали по клавишам — ни дать ни взять пианист-виртуоз. — Эта программка, она и мертвого оживит. Если мейл существовал, то мы его восстановим. Только говори, за какой период искать?
Маша на секунду задумалась: «Сентябрь, октябрь, ноябрь?»
Она сверилась со своими записями. Да, не позже ноября. Второго декабря Ольга Рудовская погибла.
Саня хмыкнул:
— Ладно. Надеюсь, он не страдал обильным словоизвержением, твой профессор. Намучаешься с такими.
На экране стали появляться строчки, даты, и скоро весь он покрылся почти сплошной вязью, текст поплыл вниз. Маша с ужасом смотрела на количество материала, который ей предстояло обработать.
— Мейл-то этой бабы ты знаешь? — повернулся к ней Саня.
Маша помотала головой.
— Сейчас, подожди! — Она набрала номер на мобильнике. — Добрый вечер, — сказала она, услышав глухой голос в трубке. — Это младший оперуполномоченный Мария Каравай. Да. Вы, случайно, не помните адреса почты вашей первой жены? Нет, не ослышались: Ольги. Как?
Маша схватила ручку и записала на полях какого-то документа, лежащего у Сани на столе.
— Эй! — попытался возмутиться Саня. А Маша, попрощавшись, уже повесила трубку.
— Прости. Вот. Это мейл Рудовской: Ольчик70@мейл. ру.
Саня хмыкнул:
— Добивают меня такие мейлы: ольчик, юльчик. Написала бы — Ольга Рудовская и сообщила б, если уж так приперло, свою дату рождения.
— Она умерла, — спокойно возразила Маша. — Учить ее жизни бессмысленно.
— Ладно. — Саня запустил пятерню в волосы на затылке, схваченные чуть ниже резинкой в длинный русый хвост. — Сейчас найдем.
Компьютер пискнул, и количество строчек стало уменьшаться в обратном порядке. Скоро их осталось только три. Самая последняя оказалась пустым мейлом с картинкой. Маша покрутила выплюнутый принтером листок. Детальная карта какого-то места. В левом верхнем углу — красный крестик. Напоминание? Место встречи? Маша, нахмурившись, положила карту с крестиком себе в папку: она разберется с ней позже. И кивнула Сане — мол, продолжай.
Саня кликнул на первый мейл, датируемый пятым октября. Маша нахмурилась: слова были видны не все, некоторые буквы пропущены. «Вы сле я е ли не ви те что Ваш м В изменя го вница бе ме а у на вер сяце. Уда…»
— Можешь определить, сколько букв пропущено? — Маша вынула из принтера лист с распечатанным мейлом.
— Легко. — Саня-программист взял карандаш и стал проставлять точки на месте пропусков.
«Вы сле. я е. ли не ви… те что Ваш м… В… изменя….го … вница бе. ме. а у… на … вер…..сяце. Уда…»
— Ну, — поморщился Саня, — в принципе все ясно, нет?
Маша кивнула: «Вы слепая, если не видите, что Ваш муж Вам изменяет. Его любовница беременна уже на четвертом месяце. Удачи».
Второе письмо было ответом Рудовской. В нем было всего два слова, и они отлично читались.
«Кто Вы?»
Андрей тряс Соловьева так, что думал, вытрясет из администратора всю его хлипкую мутную душонку.
— Я не знал! — смотрел на Андрея расширенными глазами администратор. — Ираклий со мной не делился!
Андрей с отвращением бросил его, как куль с картошкой, на стул.
— Как это произошло? — спросил он, пытаясь отдышаться.
Соловьев нервно облизал тонкие губы:
— Когда взяли маньяка Овечкина и рейтинг взлетел до небес, Ираклий понял — мы опять окажемся на задворках, если не найдем еще одного такого же. Проблема в том, что, кроме него, нам никто не звонил. Мы только что «выстрелили» с нашей передачей, выбрались из безвестности, но успех был не наш, а Овечкина. Это он сделал из программы настоящий голливудский триллер, еще более захватывающий, потому что — документальный. Правда в том, что без него мы снова бы окунулись туда, откуда пришли, — в сетку третьеразрядного канала, далеко от прайм-тайма, где-то между рекламой майонеза и прокладок. Ираклий… — Соловьев вздохнул, виновато посмотрел на Андрея. — Ираклий был очень честолюбив, очень. И через неделю вызвал меня, сказал готовиться — он знал, где совершится убийство… Видите ли, я было сначала подумал, что Овечкин ему передал какие-то контакты…
Андрей посмотрел на него как на идиота. Соловьев потупил взор, и Андрей стиснул зубы.
— Ну да, бред сивой кобылы. Мне просто так не хотелось во все это влезать… Кроме того, это означало ссориться с Ираклием… — Соловьев жалобно втянул носом воздух.
— Как он это делал? — Андрей уже почти успокоился, только пальцы, лежащие на столешнице, чуть дрожали.
— Не знаю. — Соловьев вскинул было на него глаза, но, столкнувшись с Андреевым взглядом, мгновенно опустил их долу. — Это была его кухня. Мы потом передавали все материалы в полицию, но ни одно из убийств…
— Не завершилось раскрытием, — улыбнулся одним твердым ртом Андрей. Конечно, нет. Ибо это была заказуха, совершенно не соответствующая тем, кого, собственно, заказывали. Заказывали бедных иммигрантов, людей абсолютно бесправных, выбирая их в разных диаспорах — чтобы не вызвать массового протеста. А убивали четко, профессионально, давая жертве и камере ираклиевского оператора хорошенько разогнаться. Убийцу нельзя было поймать не только потому, что подобного уровня киллеров почти никогда не ловят. А еще и оттого, что невозможно было выйти на заказчика. В преступлении не было логики, как не было логики в действиях маньяка Овечкина. Но у Овечкина хотя бы был почерк, модус операнди: девушки славянского типа, от двадцати до тридцати, рядом с водоемом. А у заказов Ираклия не имелось и этого. Все, чего он добивался, это яркости картинки и разнообразия зрелища. Поэтому после Лейлы, чьи расширенные от ужаса огромные глаза так здорово смотрелись в кадре, шел старик Дитназаров: еще бодрый, но уже с белоснежной бородой. За Дитназаровым следовал Арслан Ходжаев, спортивный юноша. Он почти убежал, но пуля, как всегда, оказалась быстрее. Андрей просматривал страницы с фотографиями — вот Людмила Бурсук, яркая блондинка, явно взятая для контраста…
— Когда вы поняли? — устало потер он переносицу, не глядя на собеседника.
— Две недели назад. — Голос Соловьева был почти не слышен. — Я спросил у Ираклия, зачем он вынимает такие суммы из нашего бюджета. Куда они идут?
— И что он ответил?
— Он сказал, что мне не нужно знать. Но что деньги идут на развитие шоу.
— Не поспоришь.
— Официальная версия была, что у Ираклия имелись свои источники, они ему звонили и…
— То есть официальная версия была полной чушью, но вы решили не уточнять? — Голос Андрея опять взметнулся, и его собеседник вжался в стул.
— Я боялся, понимаете? Я мог уйти из шоу. Это бы означало крах моей карьеры и спущенные в унитаз годы — время, что мы вместе потратили, делая из «Криминального часа» зрелище, которое смотрела вся страна. Но я мог бы уйти, правда. — Соловьев сглотнул и поднял виноватые глаза от столешницы. — Только когда я догадался, в чем дело, я осознал и еще кое-что: у Ираклия не заржавеет. Он одним ударом избавится от свидетеля и сделает свежий выпуск. «Загадочное убийство продюсера передачи “Криминальный час”» — чем плохо звучит?