Он был очень убедителен, этот идеальный малыш, выросший в идеального политика: серый костюм, внимательные глаза, волевой подбородок. И такая профессиональная манера вести переговоры. Как он сказал? Первым обезвредить убийцу? Надя вдруг запрокинула голову и засмеялась. Она хохотала, откинув копну волос, выгнув белоснежную шею и обнажая зубы в следах кетчупа. Давно ей не было так весело!
— А я, — икая от смеха, сказала Надя, — уже попыталась — обезвредить! Только, представь себе, это оказался не он! Не он!
Маша лежала у него на груди, глядя в потолок и перебирая в темноте его пальцы, как четки: чтобы лучше думалось.
— Я, когда выкладывала эти фотографии перед Надей Шварц, все понять не могла, что в них общего.
— Кроме принадлежности к огням шоу-биза? — Андрей, в благостном состоянии духа, был готов служить одновременно и четками, и доктором Ватсоном, задающим туповатые вопросы своему Холмсу.
— О нет. Тут нельзя путать причинно-следственную связь. Мы думали, что это нормально, что в подобных областях работают такие красавцы. А на самом деле все наоборот. Шоу-бизнес — это логичное развитие тех данных, которые подарила им природа. А вернее сказать, профессор Шварц. Он занимался евгеникой, Андрей. Выведением идеального человека. Вот что у них было общее, оно бросалось в глаза, а мы проморгали это сходство, даже не заметили!
— Они идеальны? — усмехнулся Андрей.
— Они красивы. Вспомни, как они все красивы. Каждый по-своему, но бесспорно, безусловно красивы. Вот почему они оказались в тех областях, где внешние данные наиболее востребованы: кино, телевидение, модный бизнес.
Она повернула лицо к Андрею:
— Нам надо срочно искать этого детектива.
— Что значит — срочно? — меланхолически заметил Андрей. — Я уже две недели как использую любую минуту, чтобы обзванивать все частные конторы.
— Правда? — Она приподнялась на локте, ненароком проведя волосами ему по груди. — И как результат?
— Если бы было чем похвастаться, — притянул он ее к себе, — я бы уже это сделал.
— Знаешь, — сказала она ему, закрывая глаза, в самое ухо, — надо бы приставить наружку к Калужкину. Не нравится он мне в последнее время.
* * *
Весь следующий день Андрей решил посвятить загадочному детективу. Испитой детина лет сорока — так охарактеризовала его Бронислава, и он дал задание всем в отделе переговорить со своими знакомыми, ушедшими в частный сектор, пообещав лично от себя бутылку коньяка за нужную информацию. А сам плотно сел на телефон, чтобы звонить, звонить и вновь задавать один и тот же вопрос. Под конец дня, не на шутку притомившись и привычно остервенев из-за бессмысленно потраченного времени, он остался «при своих». При своих — никаких. Однако оказалось, что приз в виде бутылки коньяка не на шутку мобилизует мужицкие умы. Андрей уже снял с вешалки вечную свою джинсовую куртку, когда в кабинет, задыхаясь, влетел Хмельченко и с порога заявил, что бутылок должно быть три: ему, майору Григорьеву и собственно пропитому мужчине, которого нанял профессор Шварц.
— Будет тебе с Григорьевым коньяк. И мужику твоему будет. Где он?
— В Кунцево снимает что-то типа офиса. Вот. — Лейтенант передал ему бумажку с адресом. — Он тебя ждет. Сразу с коньяком, учти. Иначе вежливой беседы не получится.
— Спасибо, брателло! — Выхватив бумажку из рук Хмельченко, Андрей скатился вниз по лестнице и запрыгнул в машину.
Мирзоев Анатолий, вот как звали детектива. И «что-то типа офиса» оказалось убогой, провонявшей табаком комнатенкой на первом этаже, с по-тюремному забранными решеткой окнами. Когда Андрей, постучавшись, открыл дверь, хозяин кабинета в кожаной куртке и тяжело вооруженных байкерских ботинках сидел прямо на рабочем столе — будто ждал. Впрочем, рабочим этот стол можно было назвать с большой оговоркой: поцарапанная пыльная столешница завалена папками, заставлена грязными чашками из-под кофе. Посередке, будто ваза с цветами, красовалась пепельница в виде стилизованной железной банки «завтрак туриста», доверху набитая окурками.
— Принес? — спросил Мирзоев вместо «здравствуй», и Андрей жестом заправского Деда Мороза вынул из-за спины бутылку дешевого коньяка. — Отлично, — засуетился Мирзоев, разгребая завалы на столе. Андрей, взглянув на большие часы на стене с надписью по кругу «Время — деньги», кивнул: ну конечно, уже шесть вечера, пора, мой друг, пора! Судя по персонажу, время тут особенно не ценили, и, следуя указанному на часах банальному изречению, с деньгами тоже было негусто.
— Молодец, что пришел! — Доброжелательность детектива била через край, он сполоснул в маленькой раковине в углу стаканы. — Я как считаю: профессиональная корректность, она для живых, да? А если клиент помер, а тем более его убили, то…
— То надо бы сразу прийти и рассказать, что знаешь. — Андрей смахнул крошки со стула и присел за стол.
— Так это, — смущенно отвел глаза Анатолий, быстро протерев стаканы бумажной салфеткой. — Я тогда, кхм, ушел и не вернулся.
— Запой? — спросил, хмыкнув, Андрей, а Толик уже сдернул нетерпеливой дланью пробку с бутылки.
— Ну да, — признался он, разливая по мутным стаканам напиток. — Ну что, за знакомство?
— Андрей, — поднял стакан Андрей.
— Да я знаю, — ласково посмотрел на него Толик и, подмигнув, отправил в рот все содержимое. — Фу! Хорошо. Прости, закусить нечем.
— Ничего, — поставил обратно стакан на стол Андрей. — Рассказывай.
Толик подпер огромной лапищей седеющую, давно не стриженную голову, взглянул в пыльное окно, явно ища в городском пейзаже вдохновения. Андрей терпеливо ждал.
— Странный мужик. — Толик повертел в руках пустой стакан, кинул исподлобья взгляд на Андрея: налить ли еще? Но понял — еще рано. — Дал мне список имен и фамилий и задание — выяснить всю подноготную про молодняк. Как он с ними был связан — вопрос. И еще страннее, что ребята эти, на вид все в шоколаде, красавчики, все дела, оказались…
— Сволочами? — подтолкнул рассказ Андрей.
Детектив покачал головой:
— Если бы так. Убийцами, капитан.
Человек, которого Маша поставила следить за Калужкиным, маялся от безделья, кружа по сосновому леску рядом с институтом и пытаясь заглянуть в футуристические окна.
— Хоть бы грибы пошли, — жаловался он Маше. — А Калужкин ваш просто трудяга — в восемь утра в институт, в восемь вечера — из института. Потом пешочком до пригородной станции, потом в метро…
— Он читает? — спросила Маша.
— А? Нет. Так сидит, смотрит перед собой. Что в метро, что в электричке.
— Это плохо. — Маша нахмурилась. — Такой, как Калужкин, должен читать в общественном транспорте, а если не читает, значит, обдумывает что-то серьезное.