После его слов в кабинете не меньше минуты висела тягостная тишина. Гуров и Орлов, многое повидавшие на своем веку, находились под сильным впечатлением. Лев первым взял себя в руки, «включив» сыщика-профессионала.

– Насколько я понимаю, – глуховатым голосом заговорил он, – мужчину держали где-то в качестве пленника.

– Или заложника, – предположил Орлов.

– Если заложника, то зачем пытать? – возразил Лев. – Кстати, а где нашли тело?

– В Битцевском лесопарке.

– Странно, там ведь его легко можно обнаружить. Почему не спрятали, не закопали, если изуродовали лицо? В том же лесу вырой яму поглубже – и сто лет никто не найдет! А его чуть ли не к трассе подбросили! Хотели, чтобы обнаружили? Но зачем? Ведь это преступление, скорее всего, организованное, то есть за ним стоит, выражаясь юридическим языком, преступная группировка. Они же сами себя подставляют таким образом под удар!

– Лева, если ты ждешь ответа на этот вопрос от меня, скажу прямо – я его не знаю, – отозвался Орлов.

– Нет, я просто пытаюсь рассуждать вслух. А когда наступила смерть? – обратился Гуров к Волкову.

– Примерно неделю назад, – ответил судмедэксперт. – Только ради бога, не спрашивайте меня, где его держали и в каком качестве! Наши разыскники порой грешат подобными вопросами. Так вот, этого я не знаю. Я вам рассказал абсолютно все, что выяснил, и это же все отразил в заключении. – Он положил на стол Орлова лист бумаги. – Просто случай нехарактерный, вот я и пришел сам.

– Понятно, спасибо, – кивнул Гуров, беря заключение в руки. – Я позвоню, если возникнут вопросы. Не разыскного характера, – невесело усмехнувшись, добавил он.

После того как судмедэксперт ушел, Гуров и Орлов обменялись мрачными взглядами.

– Я так понимаю, это теперь мое дело? – медленно спросил Лев. – Значит, дело Любимова отставить в сторону?

– Лева, – не отрывая взгляда от его лица, тихо проговорил Орлов. – А тебе не приходило в голову, что дело Любимова сливается с этим таким вот неожиданным способом?

– Ты думаешь, что… – побледнел Лев. – Да нет, не может быть! – Он вскочил со стула и заходил по кабинету.

– Почему? – негромко спросил Орлов. – Мы же уже выяснили, что в Доминикану Любимов не полетел. А вот где он был, нам и предстоит узнать. И почему принял такую ужасную смерть… Чтобы не гадать, нужно установить личность убитого. Я намереваюсь вызвать Плисецкого. В конце концов, он кашу заварил – пусть и помогает расхлебывать.

– Не надо, я сам позвоню, – произнес Гуров, доставая из кармана сотовый телефон.

– Что? Труп? Изуродованный? Господи! Кошмар какой! Этого не может быть! – Поток слов Плисецкого был настолько эмоционален, что был услышан даже Орловым. – Почему вы решили, что это Роман?! Это невозможно! Этого не может быть!

– Леонид Максимович, вот вы нам и помогите. Приезжайте, пожалуйста, в морг на опознание, я вас там встречу.

– Что?! В морг? Вы с ума сошли! Я… Я не могу! – истерически выкрикнул Плисецкий.

– Но почему? – удивленно проговорил Лев.

– Потому что это… Это… Я не перенесу! Я вообще с детства отличаюсь повышенной впечатлительностью! Я в обморок падал, когда у меня кровь из пальца брали! – зачастил Плисецкий. – Нет-нет-нет! Ни в коем случае! А если это на самом деле Роман? Я же не переживу такого!

– Да что уж вы так сокрушаетесь-то, Леонид Максимович! – укорил его Гуров. – Будьте, в конце концов, мужчиной! Иначе нам придется вызывать для опознания родителей Романа, – на всякий случай приберег он аргумент, который должен был стать для Плисецкого убедительным.

Действительно, Леонид Максимович тут же принялся говорить, что подобного ни в коем случае допустить нельзя, но и сам наотрез отказался принимать участие в опознании. Толку от него было, как от козла молока, и Гуров уже начал злиться, решив, что махнет рукой на все «экивоки» и вызовет отца Любимова.

– Нужен какой-то человек с более крепкими нервами! – тем временем высказал пожелание Плисецкий.

– Да? Может быть, подскажете, где такого найти? – съязвил Лев. – Был бы вам крайне признателен.

Однако Плисецкий воспринял его слова буквально и сразу же принялся бормотать:

– Подождите, подождите… Может быть, секретаршу попросить?

– А что, ваша секретарша так хорошо знает своего шефа, что может опознать его без одежды? – продолжал язвить Гуров.

– А вы полагаете, что я могу узнать его без одежды? – ахнул Плисецкий. – Вы на что намекаете?

– Извините, просто вы, я думаю, гораздо больше времени проводили вместе. К тому же ездили вместе отдыхать на Ибицу. Ну и вообще, по общим признакам – волосам, телосложению, рукам…

– Нет-нет, насчет меня и речи быть не может! – снова открестился Плисецкий. – Постойте, я, кажется, придумал! А что если попросить Антона Семеновича?

– Это кто?

– Это врач из нашего центра, Роман у него наблюдался! Уж он-то должен знать его тело вдоль и поперек, он же его регулярно осматривал! Измерял рост, вес, еще какие-то параметры – я не в курсе, я сам не занимаюсь на тренажерах.

– Что ж, мысль подходящая. Привозите вашего доктора.

– Только сам я в морг не пойду! – тут же предупредил Плисецкий.

– Да ладно, ладно. Жду вас через сорок минут.

И Гуров отключил связь.

– Что ж, Лева, – произнес Орлов, – с богом!

– Ты этим что хочешь сказать? – уточнил Гуров. – Пусть это окажется не Любимов? Или наоборот?

– Честно? Не знаю, – признался Орлов. – Мне бы вообще хотелось, чтобы никакого трупа не было.

– Увы, человек предполагает, – вздохнул Лев и поднялся. – Ладно, я поехал. Крячко появится – пусть мне позвонит.

– Сначала пусть мне на глаза попадется! – ворчливо добавил генерал.

Глава 5

Погода была пасмурной, под стать ситуации. Солнце, несколько дней назад уверенно возвестившее скорый приход весны, сегодня скрылось за тяжелыми мрачными тучами, затянувшими все пространство густой туманной пеленой. Непрозрачный воздух казался ватным. С неба накрапывала какая-то морось.

Гуров сидел в машине, и выходить из нее ему совсем не хотелось. Однако спустя пару минут к воротам морга подъехал автомобиль Плисецкого. Из него вышел незнакомый Гурову мужчина лет сорока пяти, с густой кудрявой шевелюрой на непокрытой голове. Он был высок и широк в плечах.

Плисецкий боязливо высунул нос через наполовину опущенное стекло и тут же произнес в напоминание:

– Только я в машине посижу. Меня уже что-то подташнивает.

В других обстоятельствах Гуров охотно съязвил бы на этот счет, поскольку Плисецкий начал его раздражать своей повышенной чувствительностью, но в данной ситуации он лишь молча кивнул и повернулся к высокому мужчине.