– Молодцов, – проговорил тот, протягивая Гурову крупную ладонь для приветствия.
– Полковник Гуров, – представился Лев. – Пойдемте!
– Господи, только бы это был не Роман! – вскинув руки и глаза к небу, взмолился Плисецкий.
Гуров с Молодцовым прошли внутрь через серую стальную дверь и оказались в узком коридоре. Первым делом Гуров, хорошо знакомый практически со всеми моргами Москвы, даже относящимися к другим округам, заглянул в комнату, где обычно собирался персонал морга в перерывах между своей незавидной работой. Там находился и судмедэксперт Волков.
– А, приехали, – кивнул он. – Быстро вы. – И вопросительно посмотрел на Молодцова, пытаясь определить, кем он может приходиться покойному.
– Это, Виктор Палыч, ваш, можно сказать, коллега, – представил его Гуров.
– Я – лечащий врач Романа Любимова, – пояснил Молодцов.
– Лечащий? – заинтересовался Волков. – А по какому заболеванию он у вас наблюдался?
– Давайте пока говорить о Романе Витальевиче в настоящем времени, – чуть скривившись, твердо попросил Молодцов. – С вашего позволения, я взгляну на тело? Возможно, тогда все ваши вопросы окажутся излишними.
– Да на здоровье, – пожал плечами Волков. – Пойдемте.
Все трое прошли по коридору в комнату, где в специальных выдвижных блоках хранились тела. Судмедэксперт уверенно подошел к одному из них, одним движением выдвинул блок и отдернул простыню. Молодцов побледнел.
«Даже человек его профессии остается беззащитным перед видом смерти, – подумал Лев. – Но узнал ли он его?»
– Вы узнаете этого человека? – вслух спросил он.
Молодцов овладел собой, сделал шаг вперед, склонился и стал пристально всматриваться в покойного. Причем взгляд его больше скользил по телу, а не по лицу.
– Это он, – выпрямившись, проговорил он и отвернулся в сторону. – Роман Витальевич… Только почему он в таком виде? Я не ожидал ничего подобного, Леонид Максимович меня не предупредил…
– Следствие пока не может сказать ничего конкретного, Антон Семенович, – произнес Гуров, – но есть основания полагать, что Романа Витальевича удерживали где-то силой без воды и пищи, кроме того, к нему были применены пытки.
– Кошмар какой! – ошарашенно проговорил врач. – Но как? Кто удерживал? Почему пытки?
– Следствие ведется, – кратко бросил Лев, протягивая Молодцову документы на подпись.
Тот машинально расписался там, где было указано, и снова спросил:
– А где же его… нашли?
– В Битцевском лесопарке. Пойдемте. Спасибо большое, Антон Семенович, за помощь, мы вас больше не задерживаем.
– Постойте минутку! – вмешался Волков. – У меня к вам, как к коллеге, есть пара вопросов.
– Конечно, слушаю! – с готовностью кивнул Молодцов. – Наверное, вы хотите спросить насчет состояния здоровья Романа Витальевича? Здоровье у него было отличным, за исключением слабого сердца.
– Ага, значит, диагноз все-таки был поставлен?
– Конечно, а как же! Он же наблюдался у меня. В карте есть все показатели, все анализы. Кардиограмму мы делали регулярно.
– То есть Роман Любимов знал, что у него больное сердце? – вмешался в разговор Гуров.
– Да, конечно. Я не мог от него это скрывать!
– Дело в том, Антон Семенович, что Роман Любимов умер от остановки сердца, не выдержавшего нагрузок. Все эти пытки в совокупности с отсутствием еды и пищи его убили.
– Так это неудивительно! – воскликнул Молодцов. – Ему противопоказаны были не то что пытки – господи, какую чушь я сказал! – схватился он за голову. – Это все от… от растерянности. Я в страшном сне не мог себе такого представить. Я имел в виду, что ему противопоказаны были любые стрессы! А уж плен, пытки, голод – уму непостижимо! Тут здоровый-то человек не выдержит! А когда вообще все это с ним приключилось? – спросил он судмедэксперта.
Волков посмотрел на Гурова, и тот ответил за него:
– Смерть наступила около недели назад, если вы об этом.
– Как? Не может быть! Неделю назад он был в Доминикане!
– Я не знаю, где он был неделю назад, – снисходительно произнес эксперт, – но то, что именно тогда он умер, сомнению не подлежит. Или вы желаете сами убедиться? – усмехнулся он.
– Да нет, что вы, я вам доверяю, – смутился Молодцов. – Просто как же это объяснить?
– А это уже по части Льва Ивановича, – кивнул на Гурова Волков и обратился к нему: – Ну что? Можно закрывать?
– Да, спасибо, – ответил Лев, и они с Молодцовым вышли на улицу и направились к машине, в которой их ждал Плисецкий. При приближении Гурова и Молодцова он приоткрыл дверцу и высунулся наружу. Наверное, по лицам обоих все было ясно, потому что Плисецкий натурально побледнел и схватился рукой за сердце.
Гуров невольно поморщился и подумал: «Ну что же он так переигрывает? К чему эта театральщина?»
– Что? – шепотом спросил Плисецкий.
Лев промолчал, а Молодцов подошел к своему шефу и, положив руку ему на плечо, мягко сказал:
– Поедемте, Леонид Максимович. Крепитесь.
Глаза Плисецкого вдруг стали закатываться кверху, а сам он медленно начал заваливаться назад.
– Ох, е! – невольно воскликнул Молодцов, профессиональным движением успевая подхватить Леонида Максимовича и осторожно прислонить к спинке сиденья.
Затем быстро взял в машине аптечку, достал из нее пару каких-то пузырьков, один из которых поднес к носу Плисецкого, а из второго извлек большую круглую таблетку и ловко сунул ему под язык.
Гуров не спешил помогать, потому что, во‑первых, думал, что Молодцов и сам прекрасно справится, а во‑вторых, потому что не верил в натуральность обморока Плисецкого. Подозрения, высказанные Крячко, стали передаваться и ему, чем больше он наблюдал за поведением Плисецкого.
– Ну вот, так-то лучше, – удовлетворенно проговорил Молодцов, легонько хлопая того по начавшей розоветь щеке. – Посидите немного, Леонид Максимович, придите в чувство. Сейчас лекарство быстро поможет.
Он оставил Плисецкого на сиденье, а сам подошел к Гурову.
– Ну, и что это за спектакль? – хмуро спросил Лев. – Зачем вы делаете вид, что верите ему? Из профессиональной этики?
– Профессиональная медицинская этика, Лев Иванович, не предполагает потакания симулянтам, – ответил тот.
– Вы хотите сказать, у него настоящий обморок? – удивленно поднял брови Гуров.
– Самый что ни на есть, – заверил его Молодцов.
– Странно. Потеряв друга и компаньона, человек, конечно, может сильно расстроиться, но не терять при этом сознание, как кисейная барышня!
– Ну, у Леонида Максимовича вообще очень чувствительная нервная система, – пояснил доктор. – Он нервен, легкораним, впечатлителен. Это называется…