– Не знал, что она скончалась, – начал оправдываться вор, – решил, что вдова крепко спит.
– И заявил «Принцессу шейха» на конкурс, – взвился Вахрушев, – ты… ты… грабитель могил!
– Во придумал, – разгневался Прохоров. – Разве я захоронение раскапывал?
– Мерзавец! – закричал Валентин. – Мы тебя навсегда исключим из своих рядов.
– Стоп! – велела я. – Юрий, отвечайте на мои вопросы. Вы ничего не брали, кроме модели и папки?
– Нет! – с жаром воскликнул негодяй.
– А медаль, – прищурилась я, – пластмассовую со стенки не снимали?
Юрий стиснул кулаки.
– Да!!! Прихватил награду. Но она моя!!! Моя!!! В прошлом году Никите нечестно первое место присудили. Это не кража, а восстановление справедливости. Моя медаль! Моя!!! Я вернул ее себе! Это Обжорин ворюга, он чужую победу себе присвоил.
– Подонок, – процедил Вахрушев.
– С наградой понятно, но вы еще и ключик взяли, – добавила я.
– Какой?
– Маленький, он висел у Лауры на шее.
– На шее? – повторил преподаватель. – Да я бы умер, доведись мне дотронуться до трупа. Боюсь мертвецов до одури, на похороны матери не пошел, знал, что упаду в обморок. Снять ключ с трупа? Брр. Никогда! Стойте! Это сделал тот!
– Кто? – не поняла я.
Юрий забегал между окном и столом.
– Мужик в черном. Он определенно что-то маленькое искал, заглянул в шкатулку, которая на полке стояла, а в ней ничего больше спичечного коробка не поместится. Игрушку мял плюшевую, наверное, думал в живот ей что-то зашили, а потом наклонился над спящей женщиной. Ооо! Он ее жизни лишил.
Прохоров рухнул на стул.
– Только сейчас дошло. Мало того, что я находился в одной комнате с мертвецом, так еще в ней присутствовал убийца. Он мог и меня… воды, дайте пить, скорее…
Валентин Павлович скорчил гримасу, но взял с подоконника бутылку минералки и со стуком поставил ее на стол.
– Пробку отвинтите, – прошептал Юрий, – руки не слушаются.
Хозяин офиса сделал вид, что не слышит просьбу, я схватила бутыль, открыла ее и подала трясущемуся преподавателю. Нет, он не похож на хладнокровного киллера, Прохоров по-настоящему шокирован и испуган, надо быть гениальным артистом, чтобы придать такое выражение глазам, изобразить дрожь в пальцах, а уж тик век не сможет имитировать даже самый великий лицедей, это мышечная реакция, не подвластная воле человека.
– Он мог меня убить, – в ужасе твердил Юрий, – мог… убить… меня… открыть шкаф, увидеть и задушить… как ее… меня… меня…
– Успокойся, – поморщился Валентин, – ты жив. Хватит верещать.
– Поп убийца, – шептал Прохоров, – вон как… поп…
Я сделала стойку.
– Почему вы решили, что это был священнослужитель?
Юрий судорожных вдохнул.
– Он все время ко мне спиной был, а потом раз, и повернулся. На лице густая борода лопатой, на шее здоровенный крест на цепи, сам весь в черном, в таком широком, как платье.
– В рясе? – уточнила я.
– Не помню, – пробормотал Прохоров.
– Постарайтесь как можно более точно описать священника, – попросила я.
– Весь в черном, бородища здоровенная, на шее крест, – повторил вор, – висел золотой… такой… У меня в голове туман. Отстаньте. Я только что пережил шок. Меня могли убить. Понимаете?
Я встала и подошла к Вахрушеву.
– Валентин Павлович, если Юрий соберется с силами и подробно опишет внешность человека, это поможет поймать того, кто лишил жизни Лауру. Вы же хотите, чтобы преступник оказался за решеткой?
Хозяин офиса дернул плечом.
– Естественно. Но при чем здесь я?
– Пообещайте Юрию, что никто никогда не узнает о том, как он украл модель Обжорина, – заворковала я. – Вы представите на выставке копию машины «Принцесса шейха», расскажете, что ее сделал Никита Владимирович, напишете в журнале некролог и дадите Обжорину посмертно первое место. А Юрий получит то, что решат судьи: серебряную, бронзовую награду или вообще ничего.
– Прохоров вор, врун и подлец, – прорычал председатель общества.
– Он может помочь следствию, – не сдавалась я, – давайте похороним историю с кражей «Принцессы шейха» в этой комнате. Ради Лауры. Ради Никиты. Не скончайся Обжорин, он бы тоже попросил вас закрыть глаза на подлый поступок вечно серебряного призера.
– Ладно, – без особой охоты согласился Валентин Павлович, – но только если он в самом деле поможет.
– Постараюсь вспомнить, – зачастил Прохоров, – мне уже легче стало, могу дышать свободно.
– Рад за тебя, – огрызнулся хозяин.
– Валентин Павлович, – пропела я, – не очень нагло с моей стороны попросить у вас чашечку чая?
– Вам заварю с удовольствием, а ему не налью, – отрезал Вахрушев, – хватит того, что я дал слово о грабеже молчать.
Сердито сопя, он удалился из комнаты. Я посмотрела на Юрия.
– Можете описать одежду убийцы?
– Да, – закивал тот, – сверху черная, длинная, просторная рубаха и такие же черные брюки.
– Отлично, – похвалила я его, – у вас хорошо получается. А какое у него лицо?
– Борода здоровенная.
– Седая?
– Пегая, местами темная, кусками светлая, волосы до плеч… вроде…
– Глаза, нос, рот какие?
– Не скажу, – растерялся преподаватель, – обычные, я только бороду запомнил и крест огромный, на цепи здоровенной.
– Если увидите незнакомца, узнаете? – наседала я.
– Постараюсь, – сказал Прохоров.
Я встала.
– Давайте поедем в наш офис, попробуем составить фоторобот.
– Ладно, – согласился Юрий, – а Валентин точно никому ничего не расскажет?
– В отличие от тебя я никогда не был мерзавцем, – подал голос из коридора тот. – Евлампия, вот ваш чай.
– Спасибо, – поблагодарила я, – извините, заставила вас хлопотать зря, мы уходим.
– Не смею задерживать, – сухо сказал председатель общества любителей автомоделей. – После того, как кое-кто покинет офис, я проветрю помещение, смердит тут!
* * *
– Почему вы решили, что священнослужитель задушил Лауру? – спросила я, когда мы с Юрием сели в мою машину.
Он вздрогнул.
– Он сначала над ней наклонился, некоторое время стоял, согнувшись, выпрямился и смылся. Когда я вошел в комнату, вдова лежала лицом к спинке дивана. Мертвый человек ведь не может шевелиться. Значит, несчастную тот в черном повернул. Верхние пуговицы ее пижамы оказались расстегнуты… Ну вот… зачем ему их расстегивать? Чтобы легче задушить. Это же понятно.