– Проверьте Дом Воинов. Если кого-то там найдете, приглашайте к березе – принимать истинную веру и праздновать. Отказавшихся… – Митаюки-нэ многозначительно промолчала.
– Да, белая госпожа, – понял намек вождь, взмахнул рукой, и его полусотня скрылась в перелеске.
По счастью, сила не потребовалась. Дом оказался пуст. И вскоре пришедшие на Варанхай воины и местные жители перемешались в одной общей пирушке, запивая хмельной бражкой недавнее напряжение. Особой популярностью среди местных красавиц и парней пользовались тархадцы. Ведь они уже успели сходить с белыми иноземцами в военный поход, сразиться с драконами и огромными армиями – и победить! И взять огромную добычу!
От сих рассказов у местных мальчишек загорались глаза и разворачивались плечи. Мысленно они уже метали смертоносные громы в огромных двуногов и шипоносов, сминали ряды врагов, собирали плащи и украшения в поверженных городах, чтобы бросить их потом к ногам своих избранниц.
Черная ведьма могла быть довольна. Отныне Верхний Варанхай принадлежал ей душой и телом. А его воины уже сейчас горели желанием примкнуть к маленькой армии чародейки. Их порыв приходилось сдерживать – тем самым лишь сильнее разжигая мечту стать доблестным христианским воином.
Ганс Штраубе возник на берегу, как всегда, тихо и незаметно. Натянул штаны – реку он перешел вброд, – скинул сумку, прислонил пищаль к священной березе. Сладко потянулся, прежде чем встать рядом с девушкой:
– Ты напрасно потратила отличный заряд, узкоглазая кудесница. Отдай пистоль, я снаряжу ее снова.
– Мы получили еще одного золотого идола, – ответила Митаюки. – Неужели он не стоил горсти пороха и кусочка свинца? Кстати, прикопай истукана под берегом, пока сир-тя заняты пирушкой. Не хочу привлекать их к этому делу. Чем позже они догадаются, насколько вы цените золото, тем меньше у нас будет хлопот с будущей добычей. Только сам не забудь, где прячешь. А то придется потом в острог с пустыми руками возвертаться.
– Хорошо, девочка, сделаю, – пообещал наемник, наклонился ближе и прошептал: – Если честно, я все гадал, как ты управишься с местным драконом. Ведь змеюги и чудища охраняют здесь каждую деревню. Теперь испытываю страшное разочарование.
– Змеюги и чудища, капитан, давно полегли под стенами Троицкого острога. – Митаюки легонько стукнула наемника кончиком пальца по носу. – Ты что, думаешь, они тут бесчисленными стадами гуляют? Так тогда они уже давно сожрали бы на Ямале все леса, а потом сдохли с голоду. Нет, Ганс. Настоящий, большой дракон растет, как вековой дуб, лет сто. И всех их вы за минувшие годы повыбили. Теперь если где они и остались, то только на юге, войной не затронутом.
– Об этом я не подумал, – честно признал немец. – А ты куда умнее, чем кажешься, красотка!
– Ты же всегда хвалил мой разум, льстец! – усмехнулась ведьмочка.
– Но ты оказалась еще умнее, – развел руками Штраубе. – Только теперь понимаю, отчего ты отказалась от кулеврин. И все равно! Рискнула пойти одна, без настоящего оружия, полагаясь лишь на свои догадки… Преклоняюсь.
Немец действительно склонился перед властной туземкой. Пусть лишь слегка, приложив руку к груди и только обозначив склонение головы, но на этот раз капитан сделал это всерьез, а не шутливо. Чародейка, поняв это, взяла его за руку, крепко сжала.
– Всегда к вашим услугам, ваше величество, – так же серьезно сказал Штраубе. – Надеюсь, теперь мы станем понимать друг друга лучше.
Пока Митаюки колебалась: стоит пообещать наемнику что-нибудь серьезное или лучше напомнить о муже – от толпы пирующих сир-тя отделился покрытый татуировками мужчина, решительно пересек площадь и опустился на колено:
– Прими мое восхищение, белая госпожа! Впервые в жизни я увидел, что можно повергнуть врага, не пролив ни капли крови! Я верю в мудрость твою, великая шаманка Господа Иисуса Христа, и отныне вручаю тебе свою жизнь, свою верность и палицу!
– Я принимаю твое восхищение и твою клятву, воин, – заверила бывшего шамана чародейка. – Но тебе придется их подтвердить.
– В любой день и час, белая госпожа!
Немец кашлянул:
– Я так понимаю, у меня уже появились конкуренты?
– Иди, спрячь идола. А я отвлеку местных, – по-русски ответила Митаюки и перешла на язык сир-тя: – Встань, храбрый воин. Не забывай, сегодня мы обратили в истинную веру многих братьев и сестер. Пойдем к ним. Нам нужно поведать им о молодом боге!
Осень 1585 г. П-ов Ямал
Троицкий острог
В жарко натопленных покоях воеводы пахло свежим деревом и пирогами. Но если едковато-смоляной аромат древесины распространяли свежеколотые дрова, грудой сваленные у печи, то запах пирогов являлся чистым обманом. Не было муки в остроге, ни единой горсточки! Посланцы в Пустозерск привезли порох, свинец, топоры и клинки, прочий ратный припас, но закупиться мукой никому из казаков и в голову не пришло.
Да и зачем мужикам мука? Мясо есть – сыты будут. Выпечкой в ватаге заниматься некому.
Только теперь, когда хозяйственная Настена хлопотала у печи, переворачивая на вытянутой из топки сковороде куски рыбы, атаман понял, как соскучился по пирогам, калачам, бубликам и даже простому русскому хлебу. Но готовить все это в землях сир-тя было, увы, не из чего. Освобожденные из татарского плена девушки кое-как выкрутились, навострившись молоть муку из семян здешних плодов, похожих на тыкву. Но годилась она лишь на то, чтобы при жарке кусочки мяса или рыбы для вкуса лучшего обвалять. Ну и блины еще получались. Но только непрочные: сразу рвались, коли взять неловко.
Малой тихо почивал в постели за циновкой, с основными хлопотами атаман управился еще до обеда, а любимая женушка была столь фигуриста, даже если смотреть только со спины, что Иван Егоров тихо расстегнул пояс, положив тяжелый набор из сабли, поясной сумки, двух ножей и ложки в кожаном футляре на лавку, бросил сверху кафтан, подкрался к Насте и обнял за живот, прижавшись губами к шее.
– Не надо, Ванечка, – передернув плечами, простонала женщина. – Еда же вся подгорит.
– А ты вытяни сковородку-то, – предложил атаман, опуская ладони ей на бедра.
– Не прожарятся… – фыркнула Настя, водя плечами и бедрами, но сильно не протестуя, якобы слишком занятая рыбой. Воевода потянул вверх зеленую с красной вышивкой юбку и…
И в этот момент хлопнула входная дверь.
– Черт! – вырвалось у воеводы, отскочившего от жены. Он быстро перекрестил рот после богохульства.
Распахнулась внутренняя дверь, в горницу вошел молодой казак Тошка Егумнов, у которого вместо бороды и усов еще только курчавился длинный пушок. Однако, увидев воеводу в одной рубахе и грохочущую сковородой атаманшу, даже он сообразил, что явился не вовремя, закашлялся, опустил голову.
– Сказывай, чего пришел? – взял с лавки кафтан Егоров.