– Почему?
– Слишком известная вещь.
Федор впился глазами в старика.
– А вы не пудрите мне мозги, Натан Давидович?
Ювелир улыбнулся:
– Выражения у тебя очень изысканные. Сразу видно образованного и воспитанного человека.
– Может быть. Но я не советовал бы вам и пытаться обмануть меня. Тем более сдать полиции, чтобы завладеть драгоценностями. Знаем мы вас. Потому и предупреждаю, не вздумайте, если вам дорога жизнь дочери.
– Ты мне угрожаешь?
– Предупреждаю. Дело в том, что если зажиточного крестьянина Порфирия, до которого и дела-то в столице никому никакого нет, я не убивал, то фабриканта Сазонова пристрелил. Помните сие громкое дело?
– Так это ты?..
– Я, Натан Давидович, по приговору руководства организации, в которой состояла и ваша дочь. Если я попал туда случайно, то Адина – по убеждениям. В день убийства она была со мной. Более того, Адя отвлекала Сазонова и кучера, дала мне возможность подойти к экипажу и стрелять в упор.
– Не может быть, – прошептал ювелир.
– А вы у нее самой об этом спросите.
– Папа, Федор сказал тебе правду, – неожиданно раздался голос Адины.
Молодую женщину заинтересовало, о чем могут говорить ее отец и жених. Она подошла к кабинету, не подслушивала, просто случайно уловила последние слова Федора.
– Я не знаю, почему он это сделал, но, видимо, у него были причины.
Адина увидела драгоценности и спокойно спросила:
– Федя, это и есть те вещи, которые ты забрал у душегуба Гуляева?
– Да, Адя.
– Но как ты могла, дочь, участвовать в убийстве? – Глозман обхватил голову руками.
– Это было не убийство, папа! Организация вынесла подонку Сазонову смертный приговор, мы с Федором привели его в исполнение. Если ты надумаешь причинить ему вред, то знай, что этим погубишь и меня. Извините за вторжение. Кажется, я вошла не вовремя. Не буду мешать вам. – Адина вышла из кабинета и плотно притворила створку массивной двери.
Ювелир с трудом пришел в себя.
– Моя нежная, добрая Адя стала палачом?
– Эту роль исполнял я.
– Но она же сообщница!
– Верно. Посему и не советую делать опрометчивых шагов, если, конечно, Адина действительно дорога вам.
– Дорога ли она мне? Да она моя жизнь.
– В таком случае я спокоен. Не волнуйтесь и вы. Как говорится, что было, то прошло. Надо думать о настоящем и будущем, а не о прошлом. Больше мы в политику не полезем, хотим пожениться по-людски и жить своей семьей. А чтобы не зависеть от вас, Натан Давидович, нам надо продать драгоценности, брошь в том числе, и на какое-то время уехать из Петербурга.
– Адина оставит старого больного отца?
– На время, я же сказал, пока новый царь не установит свои порядки и дело по организации, в которой мы состояли, не будет закрыто. Да, чуть не забыл, мне еще потребуется новый паспорт.
– Паспорт не проблема, – проговорил Глозман. – Его сделаем. Колечки, цепочки я возьму за высокую цену, а вот брошь в Петербурге не продать. Если только в Москве.
– У вас есть там знакомые?
Глозман усмехнулся:
– Конечно. Но предупреждаю сразу, хорошо, если за брошь полцены дадут.
– Почему это?
– Потому, что опасно, а риск тоже денег стоит.
– А не хотите ли вы обмануть меня, Натан Давидович?
– Смысл? Ведь деньги пойдут на содержание моей дочери.
– Ладно. Давайте за полцены. В конце концов, эту брошь я не покупал, и двадцать пять тысяч тоже приличные деньги.
– Какой ты скорый, Федор. Покупателя еще найти надо. Это дело не одного дня, недели, возможно, и месяца.
– Так долго?
– Да. Впрочем, ты можешь сам попробовать продать украденную брошь.
Федор почесал затылок.
– Вы же понимаете, что это невозможно.
– Тогда жди.
– Хорошо. Подождем. Но и вы не затягивайте, дорогой мой будущий тесть. – Федор ухмыльнулся, оставил драгоценности и ушел.
Старый ювелир сидел в глубокой задумчивости. Его представления о достойной старости в окружении любящих внуков в один момент разрушило появление неотесанного, грубого, хитрого и коварного мужика – Федора Волкова. Но в дом его привела дочь, влюбившаяся в данного субъекта, посему с этим приходилось мириться.
Полиция серьезно взялась за террористическую организацию «Свобода и труд». Надежды Адины на то, что Анатолий Абрамов не сдаст ее, не оправдались. Ювелиру Глозману не помогли его обширные связи, на квартире был проведен обыск.
По счастливой случайности Волкова и Адины в то время не было дома, а ценности Федора ювелир успел положить в сейф банка, арендованный на имя его товарища. Полиция не нашла ничего, но оставаться в Петербурге Волкову и Адине было нельзя. Глозман организовал их переезд в Москву, там же нашел покупателя на украденную брошь.
Федор получил деньги, заодно и паспорт. Они сняли в Москве квартиру, поженились и зажили тихо, не привлекая к себе ненужного внимания. Волков открыл небольшую сувенирную лавку. Адина хотела устроиться учительницей, но ее супруг настоял на том, чтобы она занималась домашним хозяйством. Так Федор стал мелким лавочником, а Адина домохозяйкой. До поры до времени.
Император Николай Второй, обладающий прирожденным умом и прекрасным образованием, все более детально вникал в вопросы управления огромным и сильным государством.
Международная обстановка тем временем сильно осложнилась из-за положения на Дальнем Востоке. Еще 25 июля 1894 года японский флот начал боевые действия против Китая. Только 1 августа того же года война была объявлена.
Главную свою цель на первоначальном этапе войны Япония видела в изгнании китайцев из Кореи и добилась своего. В начале ноября 1894 года китайская императрица Цыси согласилась признать суверенитет Кореи, но Япония уже не удовлетворилась этим. Боевые действия возобновились. Японцы разгромили остатки китайского флота у Вей-Ха-Вея, заняли Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и Южную Маньчжурию.
Императрица Цыси понимала, что продолжение войны приведет к гибели империи, и запросила мира. Переговоры проходили с 20 марта по 17 апреля 1895 года при участии госсекретаря США Джона Фостера, исполнявшего функции советника династии Цин.
Для усиления позиций на переговорах к китайским островам был подведен японский флот, готовый немедленно приступить к боевым действиям. Представитель японской стороны Ито Хиробуми держался решительно и сломил сопротивление представителя династии Цин Ли Хунчжана.
Мирный договор, заключенный 17 апреля 1895 года в городе Симоносеки, состоял из одиннадцати статей. Китай признавал самостоятельность Кореи, передавал Японии острова Тайвань, Пэнху и Ляодунский полуостров, выплачивал огромную контрибуцию, открывал победителям порты для торговли, предоставлял им право строительства промышленных предприятий.