Статс-секретарь по иностранным делам князь Бернгард фон Бюлов, сопровождавший кайзера, осведомился:
– Не возражает ли император против того, чтобы германские суда в случае необходимости и с разрешения русских властей заходили в бухту Киао-Чао?
Николай улыбнулся и ответил кратко:
– Возражаю.
Вильгельм понял, что давление на Николая не принесет нужных результатов, и сменил тему.
Через две недели по окончании визита германского императора Николай встречал третьего высокопоставленного гостя, французского президента Феликса Фора. Петербургские обыватели шумно чествовали моряков французского флота под звуки «Марсельезы», кричали «ура». Русскую интеллигенцию прельщало то, что они могут приветствовать представителей не монархии, но республики. На этой встрече 14 августа было впервые заявлено о существовании франко-русского союза.
Осенью того же года в Китае, в провинции Шандунь, недалеко от Киао-Чао китайцами были убиты два германских миссионера. Вильгельм Второй не замедлил воспользоваться этим поводом и потребовал отправки военных судов в Китай. Канцлер Гогенлоэ посоветовал ему сначала запросить разрешения России. Вильгельм телеграфировал непосредственно Николаю. Он писал, что хотел бы послать германские военные суда в Киао-Чао, дабы покарать убийц миссионеров, так как это единственный пункт, откуда можно добраться до преступников.
Николай ответил: «Не мне одобрять или осуждать отправку судов в Киао-Чао. Наши суда только временно пользовались этой бухтой. Опасаюсь, что суровые кары могут только углубить пропасть между китайцами и христианами».
Российский император не мог разрешить Германии посылать суда в порт суверенного государства. Смысл телеграммы в этом и состоял.
Однако германское правительство истолковало текст по-своему, как разрешение отправить эскадру в Киао-Чао и даже устроить там настоящую стоянку для германских судов. Это вызвало первую крупную размолвку между Николаем и Вильгельмом.
В середине ноября 1897 года в Санкт-Петербург приехал дядя императора, московский генерал-губернатор Сергей Александрович. Он привез подарки племяннику и его супруге по случаю рождения в мае второй дочери, нареченной Татьяной. Император отметил, что великий князь, как и всегда, держался бодро, но во взгляде его иногда пробивался какой-то странный блеск.
– Что с вами, Сергей Александрович? Вы больны?
– Нет, ваше величество, я не болен. Просто меня иногда посещает какая-то необъяснимая тревога, но давайте не будем об этом. Слышал, у вас обострились отношения с Вильгельмом?
– Пройдемте в кабинет, Сергей Александрович, там спокойно обо всем и поговорим, в том числе и о вашей необъяснимой тревоге. Возможно, найдем объяснение и ей.
Император и великий князь прошли в кабинет государя. Почти сразу там появился и князь Ухтомский, не являвшийся каким-либо официальным высокопоставленным чиновником, но находившийся в дружеских отношениях с императором еще со времен памятного путешествия на Дальний Восток.
Николай предложил всем устраиваться в кресла, сам остался у стола и заявил:
– Насчет отношений с императором Вильгельмом, Сергей Александрович. Сейчас они довольно напряженные. Объясню, почему это так. Я возмущен превратным толкованием текста нашей телеграммы германским правительством в отношении бухты Киао-Чао. Вильгельму было ясно дано понять, что Россия против занятия бухты кораблями его флота, он решил действовать независимо от наших желаний. Несмотря на наши сигналы, на то, что Китай согласился выполнить все требования по инциденту с убийством миссионеров, германские суда все же заняли бухту Киао-Чао. Более того, на берег высадился вооруженный отряд. Сейчас мы должны определить свое отношение к данному факту.
– Самым последовательным решением с точки зрения русско-китайской дружбы было бы вынудить Вильгельма отозвать свои корабли из Киао-Чао, – сказал Сергей Александрович.
– Да, – согласился император. – Но это означало бы войну. Причем не только с Германией, а со всем Тройственным союзом. Это после того как нами были предприняты усилия по установлению более длительного мира в Европе. В Берлине все прекрасно понимают. Мне передана записка князя Бюлова кайзеру Вильгельму. В ней статс-секретарь германского правительства по иностранным делам пишет: «По моему впечатлению, русские не нападут на нас из-за Киао-Чао и не захотят в данный момент с нами ссориться».
– Весьма самоуверенное заявление, – проговорил Сергей Александрович. – Но по сути Бюлов прав. Из-за какой-то бухты войны мы не начнем.
– Тогда каким образом нам можно вынудить Вильгельма отозвать свои корабли?
Князь Ухтомский поднялся:
– Позвольте слово, ваше величество?
– Да, конечно, Эспер Эсперович.
– Предлагаю выждать некоторое время, поддерживая Китай в состоянии пассивного сопротивления. Когда будет готова Сибирская дорога, подобная политика принесет свои плоды. С этой позицией согласен и министр финансов Витте.
Сергей Александрович возразил:
– Но, Эспер Эсперович, такая политика имеет и оборотную сторону. Самый существенный фактор в международной жизни и есть время. Где гарантия, что оно будет работать в пользу России? За два-три года может произойти все, что угодно. Предположим, что раздел Китая продвинется далеко вперед, маньчжурская династия, на дружбу с которой мы делаем ставку, будет свергнута. В итоге Россия в борьбе за китайское наследство окажется далеко на севере, без незамерзающей базы для флота.
Николай выслушал дядю, прошелся по кабинету, выкурил папиросу, повернулся к великому князю и Ухтомскому:
– Из этих противоречивых тенденций напрашивается единственный вывод. Нам необходимо заполучить в Китае крупный опорный пункт, по возможности не нанеся ущерба дружбе с правительством этой страны. Подобное решение вполне целесообразно даже для защиты Китая от дальнейшего раздела.
Присутствующие признали правоту императора. После чего князь Ухтомский ушел.
Николай присел в кресло напротив дяди.
– Ну а теперь поговорим о тревогах, вас мучающих.
– Я не думаю, что это повод для серьезного обсуждения.
– И все же, Сергей Александрович!..
– Последнее время я чувствую, что кто-то начал на меня настоящую охоту.
– Даже так? Против великого князя, генерал-губернатора Первопрестольной?
– Да. Мне не раз докладывали, что некоторые революционно настроенные организации планируют мое физическое устранение. Я не придавал этому особого значения. Но вот недавно по пути следования моего экипажа в Кремль жандармы задержали двух подозрительных типов в студенческой форме. И что бы вы думали? Эти жандармы, оказывается, спасли мне жизнь, так как при «студентах» были обнаружены две самодельные бомбы, практически копии тех, что применялись против Александра Второго.
– Вряд ли конвой дал бы бросить бомбы в экипаж.