– В том, что каждой твари – по паре. Дени Морт во всех своих ипостасях – это коллега Шершнева, – пояснил Бертран. – Конечно, Морт – фигура гораздо более серьезная, можно сказать, мастер международного класса, Шершнев по сравнению с ним – просто мальчик из церковного хора. Между ними есть одно общее: ни того ни другого ни наша полиция, ни Интерпол не могут взять с поличным. Но если Шершнев сидит в Париже и строит из себя добропорядочного адвоката, пытаясь хотя бы для видимости уживаться с законом, то Морт практически неуловим. Он виртуозно меняет внешность, вы и сами могли в этом убедиться.
– Морт – это и есть его настоящая фамилия? Или он Тод? Или все же этот, как его?..
– Нет, в том-то и состоит ирония судьбы, что этому человеку, который сделал смерть своим ремеслом, повезло родиться с фамилией Морт. Думаю, я не поверил бы, если бы мне кто-то сказал об этом, но я знаю совершенно точно, что это так.
– Откуда?
– Оттуда, что мы с этим Мортом, можно сказать, друзья детства.
Стакан выпал из рук Алёны. По счастью, он уже почти опустел, да и Бертран с непостижимой ловкостью поймал его у самого пола.
– Не пугайтесь, – он вручил стакан Алёне, – я же говорю: мы, можно сказать, друзья детства. А можно и не сказать. Мы родом из Бургундии, есть там такое чудное селение – Мулен-он-Тоннеруа. Великолепное, сказочное место! Там вообще много Мортов, Баре, ну и Гренгуар очень распространенная фамилия.
– Мулен? В Бургундии? – недоверчиво переспросила Алёна. – Да что вы говорите? Туда как раз собираются ехать Морис и Марина, какие-то друзья пригласили их пожить в своем доме.
– А вы с ними едете? – быстро спросил Бертран.
– Да ну, мне и в Париже хорошо, – покачала она головой.
Тот посмотрел с сомнением: похоже, не слишком-то верил, что где-то, пусть даже и в Париже, может быть так же хорошо, как в этом неведомом Мулене.
– Ну так что Морт? – напомнила Алёна.
– У меня с ним старые счеты. Когда нам было по шестнадцать, он увел у меня девушку. Мы все учились в одном классе, у Арьян – ее звали Арьян – были поразительно красивые волосы – легкие, пышные, вьющиеся, золотые… просто солнечные лучи… – Бертран мечтательно улыбнулся. – Я потом долго ненавидел светловолосых женщин. Смешно вспомнить, как страдал!
– Вы ее так сильно любили?
– Сильно или нет, уж и не помню, но это была первая любовь… А Морт меня терпеть не мог, вот и переспал с моей Арьян – просто так, чтобы мне досадить. Он был весьма обаятелен, а она легко смотрела на жизнь. Мы подрались так, что чуть не убили друг друга. В конце концов оба мы уехали из Мулена, Арьян тоже вышла замуж куда-то в Оксер или в Тоннер, точно уж и не скажу, я постарался забыть эту историю, но, как ни странно, известия о Дени порою доносились до меня. Он завербовался в Иностранный легион, был там на высоком счету, считался чуть ли не лучшим снайпером, потом сам нарвался на пулю в живот, перенес не одну операцию, был комиссован, ну и начал подрабатывать тем единственным ремеслом, которым владел. Так что его фамилия себя оправдала.
Алёна кивнула. Да уж, фамилия у Морта еще та!.. Интересная это вещь – говорящие фамилии. В России был знаменитый фехтовальщик Кровопусков… А разве у самого Никиты Шершнева не говорящая фамилия? Ведь шершень – это большая оса, тревожить гнездо которой не стоит. Эти насекомые очень агрессивны, а укусы их весьма болезненны. Острая боль, отек, воспаление, головная боль, головокружение, сильное сердцебиение, повышение температуры, крапивница, порою затруднение дыхания, а в тяжелых случаях – анафилактический шок, доводящий даже до паралича центральной нервной системы, и самый настоящий сердечный спазм – вот что может приключиться из-за укуса потревоженного шершня. Потому Алёну и била весь вечер дрожь, потому она и прибегала к сильнодействующим транквилизаторам, что до сих пор не могла прийти в себя и поверить, что спаслась из гнезда русско-французского шершня без контрольного укуса в голову. Сердечный спазм у нее практически произошел в тот момент, когда появилась эта дурацкая Анастази. Причем спазм этот был так силен, что Алёна словно окаменела: ни рукой, ни ногой шевельнуть, ни в бегство удариться.
Ей надо было, конечно, изобразить ледяное изумление, принять вид, будто Анастази ее с кем-то перепутала, однако Алёна только и могла, что стоять, будто приколоченная к полу, да лупать глазами, в то время как Никита удивленно повторил вслед за секретаршей:
– Нашли блокнот?.. Какой блокнот?
– Да ее шефа, какого-то Баре, – ляпнула Анастази, у которой, видимо, было недержание речи. – Говорила, он был у вас вчера и забыл тут блокнотик с русскими буковками на обложке. Только мы его не нашли.
– А когда это было? Когда вы его искали? – спросил Никита, и Алёна поразилась тому, насколько изменился его голос. От веселого и гостеприимного хозяина, обворожительного собеседника не осталось и помину. Полное впечатление, что в лице Алёны к нему явился враг, разделаться с которым он мечтал всю предыдущую жизнь. И будет жалеть всю оставшуюся, если не удастся воплотить эту мечту в реальность!
– Да примерно час назад, перед тем как мне в джим-саль идти, – продолжала болтать проклятущая Анастази.
Нет, вот же свинство какое, а? Алёна была убеждена, что Анастази на сегодня свое отработала и свалила домой. Почему же она не предупредила, что всего через час вернется? Свинство, честное слово, другого слова не подберешь! И почему ее не угораздило задержаться в этом самом джим-сале, в спортзале, говоря по-русски, еще хотя бы на полчасика? А главное, почему у нее не отсох по пути на работу ее противненький язычок?!
– Баре – ваш шеф? – Никита повернулся к Алёне и уставился на нее с непроницаемым выражением. – Очень интересно… И давно вы к нему устроились? Не позавчера ли, после нашей встречи на Монтолон? А с какой целью? Неужели тоже для сбора информации к роману? Однако, я смотрю, ваша любознательность поистине безгранична.
То, что он знал Бертрана, было несомненно. И, конечно, связал все концы с концами. И обо всем догадался…
Ну, тут и круглый дурак догадался бы, а Никита Шершнев дураком отнюдь не был.
– Да, вы и в самом деле дамочка с фантазией, как характеризуете себя в одном из ваших романов, – проговорил Никита, подтверждая, что и впрямь познакомился с творчеством писательницы Алёны Дмитриевой. – Ну, что молчите, как убитая? Может быть, все-таки скажете что-нибудь в свою защиту? Или нечего?