Затем из конуры на улице послышался яростный лай Кастора и Поллукса.
Шэрон села на кровати.
— Джеффри! — прошептала она. — Послушай.
— Ради всего святого, это, наверное, просто лиса, — пробормотал он.
Лай смолк так же внезапно, как и начался, после пронзительного визга. Шэрон отбросила одеяло и поспешила к окну, но ничего не смогла разглядеть.
— Должно быть, там кто-то есть.
Джеффри кивнул; его вдруг охватила паника.
— Я возьму дробовик.
В округе в последнее время орудовали грабители, и он держал за дверью старинную двустволку. Прильнув к плечу мужа, Шэрон вместе с ним осторожно спустилась вниз и вышла на холодный ночной воздух.
— Кто здесь? — дрожащим голосом крикнул Джеффри, поворачивая дробовик вслед за лучом фонаря, скользившим по амбарам, беседке, ангару для вертолета. Тишина. Холодный, стелющийся по земле туман окружал дом, вызывая дрожь.
— Кто здесь? — повторил Джеффри. — Предупреждаю, у меня ружье.
Когда супруги проходили мимо собачьих будок, луч фонаря выхватил из темноты съежившиеся фигуры Кастора и Поллукса. Собаки прижались к проволочной сетке как можно дальше от дома, поджав хвосты, дрожа и поскуливая от страха.
— Посмотри на них, Джеффри. Что…
— К черту собак. Взгляни на это, — хрипло прошептал Джеффри, освещая фонарем люк угольного желоба, ведущего в подвал. Открытый. На цементном полу валялись обрывки картона и обломки дерева. Три ящика были разбиты.
— Кто-то их вскрыл. — Шэрон охнула и схватила мужа за руку. — Боже мой. Нужно звонить в полицию.
Джеффри разглядывал мусор.
— Погоди минуту. Похоже… Нет, этого не может быть.
— Чего не может быть? — в ужасе спросила Шэрон.
— Эти ящики не вскрывали. Их разбили изнутри.
Они бросились в дом, торопясь набрать номер экстренной службы 999. Но появившаяся из тумана фигура преградила им путь.
Шэрон вскрикнула. Это был мужчина — высокий, темноволосый, в длинном кожаном плаще, элегантно облегавшем его стройную фигуру. Даже трясясь от страха, супруги понимали, что это не простой грабитель. В его осанке чувствовалось что-то благородное, даже величественное. Он шагнул им навстречу. Кожаный плащ расстегнут, несмотря на холод, воротник белой шелковой рубашки небрежно распахнут.
— Добрый вечер, — с улыбкой произнес он.
— Кто вы? — спросил Джеффри.
Непрошеный гость продолжал молча улыбаться. Из холодного тумана за его спиной появились еще две фигуры. Женщина с копной черных, как у цыганки, волос была затянута в красную блестящую кожу. А мужчина был таким высоким и широким, каких смотрители Лонсдейла никогда не видели. Все трое приближались, улыбаясь и переглядываясь.
— Стойте, — дрожащим голосом выкрикнул Джеффри. — Назад, я вам говорю. Ружье заряжено. Я буду стрелять. Шэрон, беги в дом и звони в полицию, быстро.
— В насилии нет никакой необходимости, — сказал элегантный мужчина в длинном плаще.
— Я не шучу. Еще один шаг, и я стреляю. Я не хочу никому причинить вреда. Но придется, если вы меня вынудите.
— Очень сомневаюсь. — Мужчина шагнул к нему, не переставая улыбаться.
Джеффри Хопли издал какой-то булькающий звук, крепче сжал двустволку, закрыл глаза и нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела нарушил тишину ночи, вспышка на мгновение рассеяла тьму — один ствол в упор разрядился прямо в грудь мужчины.
Джеффри открыл глаза. В ушах звенело. При виде мужчины, стоявшего на том же месте, колени у него подогнулись.
Незнакомец хмыкнул, потрогал окровавленную дыру на рубашке и неодобрительно покачал головой, глядя на Джеффри.
— Я всегда считал англичан гостеприимными и приветливыми людьми, — печально произнес он. — Но все меняется.
Джеффри хотел разрядить в него второй ствол, но огромный черный мужчина шагнул вперед, вырвал из его рук дробовик и согнул стволы с такой легкостью, словно это была лакричная палочка.
Шэрон запричитала.
— Позвольте представиться, — сказал обладатель испорченной шелковой рубашки. — Меня зовут Стоун. Габриэль Стоун.
Саутгемптон
Томми отвел Джоэля в закопченное здание из красного кирпича на узкой пустой улочке неподалеку от порта. Спустившись по ступенькам, он открыл дверь с тремя замками и втолкнул Соломона внутрь. Это был подвал — без окон, со стенами из голого кирпича, но чистый и прибранный. Оглядевшись, Джоэль снова глотнул из бутылки. Думать о том, что он делает, было противно, однако силы прибывали с каждым глотком. Единственное, что ему удалось, — преодолеть желание выпить все сразу.
— Если ты не собираешься сам себя кормить, советую экономить, — предупредил Томми. — Вот, садись.
Джоэль опустился на стул, который подвинул к нему Томми. Ненавидя себя за желание вновь приложиться к бутылке, он сунул ее в карман, твердо решив не доставать как можно дольше.
— Чем вы занимаетесь? — спросил Джоэль. Светская беседа вампиров. Абсурд, сюрреализм какой-то.
— Покупаю и продаю, — ответил Томми. — Всякую всячину.
— А… давно вы?..
— Вампир? — Томми усмехнулся. — Не смущайся, приятель. Вечность — это слишком долго, чтобы увиливать и уклоняться от правды. Очень, очень давно — если хочешь знать.
— А как вы им стали?
Томми опустился в потертое кресло и вытянул ноги.
— А вот об этом, сынок, спрашивать не принято. Некоторые вампиры считают такие вопросы неприличными. Но я могу тебе рассказать. Слышал когда-нибудь о Бааван ши?
— Белокурые женщины Шотландского нагорья, — ответил Соломон. Заметив удивление Томми, он поспешил объяснить: — Где-то читал о них.
Он не стал уточнять, что источником информации был дневник деда, охотника на вампиров.
«Видел бы он меня сейчас», — подумал Джоэль. Вот бы обрадовался, что внук превратился в существо, которое они оба ненавидели больше всего на свете.
— Точно, белокурые женщины, — задумчиво произнес Томми. — Тогда ты должен знать, что это воинственное кельтское племя вампиров той эпохи, которую люди называют Средневековьем. Вроде амазонок, только с зубами. Они охотились на молодых парней, которых очаровывали пением. Одним из таких парней стал мой сын Стюарт. Это было в 1301 году, как раз когда Вилли Уоллес поднял народ против англичан. Холодная была зима. Однажды ночью Стюарт охотился в лесу со своим луком. Вот тогда они и взяли его. Я пошел искать Стюарта, и меня взяли. — Томми вздохнул. — Давно это было.
Мысли Джоэля путались. Значит, такую жизнь Томми ведет уже больше семисот лет. Или это не жизнь, а что-то другое?