– Разумеется. Дроны – штурмовики, как и другое современное оружие, оборудованы системой «свой – чужой». Если электроника пометит молодого человека как «своего», ни один лазер его не заденет. Более того, штурмовики будут анализировать свои атаки и наносить удары так, чтобы молодого человека не задело ни рикошетом, ни, к примеру, отлетевшим от здания куском штукатурки.
– Великолепно, – Вольф сложил ладони, будто готовясь зааплодировать, но удержался от столь бурного проявления эмоций.
– Да, давайте спасём юношу. От одного спасённого бойскаута, даже если он окажется активистом, худа не будет, – поддержал губернатор.
– Согласен. Ну а я, пожалуй, спасу вот этого красивенького, с накачанными бёдрами, – прищурился Вольф, глядя на Олещука. – Пометьте его тоже.
Офицеры кивнули и первый офицер негромко произнёс:
– Дроны на месте и готовы к атаке.
Вольф поднял перед собой изящный наманикюренный палец и, выдержав паузу, сказал:
– Пусть атакуют. Я разрешаю.
Офицеры кивнули и передали разрешение по рации. Через несколько секунд яркие пучки смертоносного света озарили экран, и дочь губернатора, не успевшая отвернуться, в ужасе закричала при виде происходящего.
После бойни в третьем административном корпусе мы с Олещуком и группой старших бойскаутов вышли во двор. Там уже скопилось прилично народу – человек двести ребят, в основном старших, которые пришли к нам за объяснениями и программой дальнейших действий. Олещук, встав на ступеньках администрации лагеря – теперь уже, видимо, бывшей – сообщил, прилагая весь свой ораторский талант, что старшие бойскауты лагеря могут с этой минуты самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Он предложил старшим бойскаутам на выбор два варианта – дождаться прибытия в лагерь представителей государственной власти или стать свободными и последовать за ним в поход к границе. Андрей не обещал старшим бойскаутам спасения и безопасности ни в первом ни во втором случае, но для второго выбора, конечно, нужно было иметь мужество и смелость. К нашему восхищению, почти все пришедшие к администрации бойскауты выразили готовность последовать за Олещуком хоть на край света. Теперь нам можно было отправляться в дорогу, попутно избавившись от последних охранников, засевших на вышках по периметру лагеря. В этот момент, когда Андрей уже закончил свою вдохновенную речь и о чём-то беседовал с подошедшим, не знакомым мне парнем, я заметил тень, промелькнувшую над стоящим напротив меня деревом. Сперва я принял её за птицу, но потом понял, что она движется как неживой, рукотворный объект. Я секунду думал над тем, что это значит, а затем быстро обратился к парню, стоящему по левую руку от меня:
– Возьми мой автомат.
– О, вот это удача!.. Но разве он не нужен тебе самому?
– Нет, уже не нужен.
Отдав парню автомат, я отошёл от него на несколько шагов и продолжил наблюдать за деревом, возле которого скрылся загадочный объект. Разглядеть подробности не удавалось. Я посмотрел на Олещука – на его лице была написана уверенность. Я медленно покачал головой. В этот момент я уже всё понял. Где – то на дальних задворках сознания появилось желание подойти к Олещуку и всё ему рассказать, но тут же пропало. Я начал молиться про себя.
– Эй, Артём, ты чего стоишь такой грустный? Давай к нам! – крикнул Тимофей Белкин, стоявший по правую руку от Олещука. Я выдавил из себя улыбку и махнул другу рукой.
Глазами я начал искать укрытие. Административный корпус, откуда мы только что вышли, был самым очевидным местом, но возвращаться туда, где только что разыгралась отвратительная, полубезумная сцена расстрела, где лежали трупы, не было ни малейшей возможности – я понял, что не могу переступить через себя и сделать это. Оставались ещё два других административных корпуса. Но укрыться в одном из зданий администрации мне не удалось, потому что меня подозвал Олещук.
– Артём, ты мне нужен. Пока парни будут собираться, нужно взглянуть на тот участок ограды, где мы собираемся выбираться. Я хочу быть уверенным, что оставшиеся охранники не приготовили нам засаду или других сюрпризов.
Я кивнул с ощущением обречённости. Белкин вызвался пойти с нами.
– Теперь у нас есть время до наступления рассвета, чтобы вывести всех старших бойскаутов к границе. Но я бы хотел сделать это ещё до двух часов ночи или быстрее. Чем меньше времени мы на это потратим, тем меньше вероятность, что нас обнаружат… – увлечённо говорил Андрей, а я не мог ему признаться, что мы уже обнаружены, и всё кончилось, не успев начаться.
Через пятнадцать минут, когда мы подошли к границе леса, я увидел, как на фоне висевшей на небе луны стали мелькать чёрные точки, точно с востока к лагерю подлетал рой огромных стрекоз. Эти стрекозы, как я подозревал, были весьма хищными. Молча я взял за плечо Олещука и указал ему на небо. Тот, подняв голову, всмотрелся в небо и застыл с выражением лица, которое я никак не мог прочесть – что-то страшное было в нём. Через минуту смертоносные лучи десятков лазеров заполыхали в небе, точно черти в аду устроили дискотеку со светомузыкой. Из лагеря донеслись ужасающие крики – ничего более жуткого я не слышал в своей жизни и, уверен, не услышу. То были вопли юных парней, девушек, и в каждом крике было всё отчаяние молодой жизни, оборвавшейся слишком рано.
Олещук рухнул на колени и закричал. Из его глаз брызнули слёзы. Он рычал, как раненый тигр. Эта сцена была настолько кошмарной, что я отступил на несколько шагов назад. Андрей бился в судорогах, рвал ногтями землю и выл – выл так, что этот звук нельзя было признать за крик человека. Так мог рычать дикий зверь, попавший в капкан.
Внезапно Андрей встал, вскинул автомат и, направив его в небо, спустил курок. Пули полетели в воздух, рассекая ночь, самую тёмную ночь нашей жизни. Несколько дронов, будто в ответ на эти выстрелы, отделились от основной группировки и повернули к границе северного леса, прямо к нам.
У Андрея кончились пули, он отшвырнул бесполезный автомат в сторону и, распрямив грудь, уставился в небо. Раздался его истошный крик:
– Ну давай, гад, стреляй!!!
Но дроны внезапно выпустили несколько лучей по Тимофею Белкину. Бледное лицо моего друга даже не успело изменить выражения, когда лазер насквозь прошил его голову. Что-то брызнуло из неё – мозговая жидкость вперемешку с кровью – и безжизненное тело Тимофея повалилось на землю. Дроны зафиксировали смерть Белкина и, не проявив интереса ко мне с Олещуком, полетели вновь в лагерь, откуда доносились особенно ужасные крики. Я не мог больше это выносить. Всё, что было перед моими глазами: лагерь, искажённое лицо Олещука, лес, луна, – покачнулось и поплыло куда – то. Я потерял сознание.
Всё описанное в книге произошло тридцать лет назад, и, однако, мне пришлось набраться смелости, чтобы рассказать об этих событиях, поскольку некоторые действующие лица ещё живы и занимают в стране высокие посты, а память других для меня слишком драгоценна, чтобы её тревожить. Чтобы облегчить себе задачу, я постарался взглянуть на историю лагеря «Ромашка» глазами семнадцатилетнего мальчика, которым я тогда был, а не глазами взрослого, умудрённого опытом мужчины, которым теперь являюсь. Я старался не давать никому из героев отрицательных оценок, ибо сказано – не судите да не судимы будете. Во всяком случае, дорогой читатель, я старался быть с тобой честным.