– Она обещалась тебе, вестник? – спросил Гаред. – Мне обещалась.
– Я это знаю. Как и то, что до тебя единственного в Лощине пока не дошло – ее обещания клата ломаного не стоят после того, как ты ее предал.
Гаред зарычал и бросился на вестника, но Марик быстро шагнул в сторону и врезал дровосеку между глаз тупым концом копья. Он ловко развернул древко и ударил Гареда под колени. Великан рухнул на спину.
Марик упер копье в землю и навис над Гаредом. В волчьих глазах застыла уверенность.
– А мог бы врезать и острым. Заруби себе на носу: Лише никто не указ.
Зрители только таращились, но Лиша продолжала пробираться вперед. Она знала Гареда и понимала, что спор не окончен.
– А ну прекратите, идиоты! – крикнула она.
Марик взглянул на нее, и Гаред, воспользовавшись моментом, схватил конец копья. Вестник вцепился в древко обеими руками, чтобы выдернуть оружие. Не стоило этого делать. Гаред был могуч, как лесной демон, и даже лежа превосходил силой любого. Дровосек согнул перевитые жилами руки, и Марик взмыл в воздух.
Гаред встал и переломил шестифутовое копье, как соломинку.
– Посмотрим, на что ты способен без копья. – Он швырнул обломки на землю.
– Гаред, нет! – Лиша наконец протиснулась между зрителями и схватила его за руку.
Он отпихнул ее, не сводя глаз с Марика. Лиша отлетела в толпу, врезалась в Дага и Никласа, и они вместе повалились на землю клубком рук и ног.
– Хватит! – беспомощно крикнула она, пытаясь подняться.
– Я никому тебя не отдам, – пообещал Гаред. – Или ты будешь со мной, или кончишь свои дни сморщенной и одинокой, как Бруна!
Он зашагал к Марику, который едва успел встать.
Гаред замахнулся мясистым кулаком, но Марик опять оказался быстрее. Он ловко пригнулся и нанес два удара. Гаред в бешенстве повторил попытку, Марик уклонился. Гаред словно не чувствовал боли. Они снова обменялись ударами; на этот раз Марик врезал Гареду в нос. Брызнула кровь, и Гаред рассмеялся, сплевывая красную слюну.
– Это все, на что ты способен?
Марик зарычал, бросился вперед и осыпал противника ударами. Гаред не поспевал за ним, да и не слишком старался, только скрипел зубами и терпел боль, красный от злости.
Через пару мгновений Марик отступил и принял кошачью боевую стойку с поднятыми кулаками. Костяшки его пальцев были ободраны, он тяжело дышал. Гаред, казалось, почти не устал. В волчьих глазах Марика впервые мелькнул страх.
– Это все? – Гаред шагнул к нему.
Вестник снова набросился на него, но уже не так резво. Ударил раз, другой, а затем толстые пальцы Гареда крепко вцепились ему в плечо. Вестник тщетно пытался вырваться. Гаред врезал ему в живот, выбив из него дух. Ударил еще раз, в голову, и Марик рухнул на землю, как мешок картошки.
– Я собью с тебя спесь! – крикнул Гаред.
Марик встал на четвереньки, пытаясь подняться, но Гаред пнул его в живот со всей силы, перевернув на спину. Затем пригвоздил к земле, осыпая тяжелыми ударами, и Лиша бросилась к ним.
– Лиша – моя! – ревел дровосек. – Если кто-то скажет иначе…
Лиша швырнула ему в лицо горсть ослепляющего порошка Бруны. Гаред умолк на полуслове, машинально вдохнул открытым ртом и заблажил. Порошок обжег глаза и горло, пазухи забились, кожу словно обварило кипятком. Дровосек съехал с Марика и покатился по земле, задыхаясь и царапая себе лицо.
Лиша знала, что переборщила с порошком. В большинстве случаев довольно щепотки, а от целой горсти можно умереть, задохнуться собственной мокротой.
Травница нахмурилась, протиснулась мимо зевак, схватила ведро, в котором Стефни мыла картошку, и окатила Гареда водой. Корчиться он перестал, но прозреет только через несколько часов. Лиша не хотела довести его до смерти.
– Наши клятвы расторгнуты, – заявила она, – раз и навсегда. Я никогда не стану твоей женой, даже если мне придется умереть одинокой и сморщенной! Да я лучше за подземника выйду!
Гаред застонал. Не похоже было, что он услышал.
Лиша подошла к Марику, опустилась на колени и помогла ему сесть. Промокнула кровь чистым платком. Лицо вестника уже распухло и налилось синяками.
– Ну что, мы ему показали? – хохотнул Марик и поморщился от боли.
Лиша смочила платок самогоном, который Смитт варил в погребе. Марик аж задохнулся.
– Так тебе и надо. Мог бы уклониться от драки и должен был, даже если бы мог победить. Мне не нужна твоя защита, и если ты думаешь, что лучший способ завоевать сердце травницы – устроить драку, то у тебя не больше шансов, чем у городской шпаны.
– Он первый начал! – возразил Марик.
– Мастер Марик, вы меня разочаровали. Я думала, вестники умнее.
Марик опустил глаза.
– Отведите его в комнату у Смитта, – приказала Лиша зевакам, и те мгновенно повиновались. В Лесорубовой Лощине мало кто хотел ей перечить.
Травница повернулась к вестнику.
– Встанешь с кровати до завтрашнего утра – узнаю и устрою головомойку.
Марик слабо улыбнулся, и мужчины повели его прочь.
– Потрясающе! – выдохнула Мэйри, когда Лиша вернулась за своей корзинкой с травами.
– Ерунда. Надо было прекратить эти глупости, – отрезала Лиша.
– Ерунда? Двое мужчин сцепились как дикие звери, а ты остановила их горсточкой трав!
– Навредить травами легко. – Лиша удивилась, когда с ее губ сорвались слова Бруны. – Вылечить намного труднее.
* * *
Солнце давно перевалило за полдень, когда Лиша завершила обход и вернулась в хижину.
– Как там дети? – спросила Бруна, когда Лиша поставила корзинку.
Девушка улыбнулась. Для Бруны все жители Лесорубовой Лощины были ее детьми.
– Неплохо. – Она присела на низкий табурет рядом с креслом Бруны, чтобы древняя травница лучше слышала. – Суставы у Седого Йона болят, но душой он по-прежнему молод. Я дала ему свежую сладкую мазь. Смитт еще не встал с постели, но кашляет меньше. Думаю, худшее позади.
Она продолжила рассказывать об обходе. Старуха молча кивала. Бруна перебивала, если хотела что-то добавить, но в последнее время это случалось все реже.
– Это все? – спросила Бруна. – А как насчет утренней свары на рыночной площади, о которой мне рассказал малыш Кит?
– Идиотская выходка!
Бруна отмахнулась:
– Мальчишки есть мальчишки. Даже когда вырастают. Похоже, ты неплохо с ними справилась.
– Бруна, они могли поубивать друг друга!
– Пфф! Ты не первая хорошенькая мордашка, из-за которой дерутся мужчины. Хочешь верь, хочешь нет, но когда я была в твоем возрасте, из-за меня тоже переломали немало костей.