– Твое предложение делает мне честь, но мне еще рано уходить на покой.
– Я так и думал, – вздохнул Аббан. – Полагаю, ты собираешься кое-кого повидать?
– Да.
– Мое присутствие обрадует его не больше, чем дама, – предупредил Аббан.
– Он знает тебе цену, – возразил Арлен.
Аббан покачал головой:
– Он терпит мое присутствие только из-за тебя. Шарум ка учит язык северян с тех пор, как ты впервые вошел в Лабиринт.
– А Аббан – единственный красиец, который его знает, и потому первый боец ценит Аббана, хоть он и хаффит.
Аббан поклонился, но на лице его читалось сомнение.
Они отправились на тренировочную площадку недалеко от дворца. Центр города был нейтральной территорией для всех племен. Здесь они собирались, чтобы чтить Создателя и готовиться к алагай’шарак.
Солнце клонилось к закату, и в лагере кипела жизнь. Арлен и Аббан прошли через мастерские оружейников и метчиков – единственных ремесленников, которых даль’шарумы уважали. За мастерскими размещались открытые площадки, где инструкторы обучали воинов.
На дальней стороне стоял дворец шарум ка и его заместителей, кай’шарумов. В величественном здании с куполом, уступавшим размерами только огромному дворцу Андраха, обитали самые достойные мужчины, которые еженощно подтверждали свою доблесть на поле боя. Говорили, что за дворцом располагался большой гарем, где отважные воины могли передать свою кровь будущим поколениям.
Аббан хромал, опираясь на палку. На него презрительно поглядывали и осыпали приглушенными ругательствами, но никто не осмелился преградить им путь. Аббан находился под защитой шарум ка.
Они прошли мимо строя мужчин, упражнявшихся с копьями, и мимо воинов, изучавших жестокие и действенные приемы шарусака, рукопашного боя красийцев. Третья группа набрасывала сети на бегущих оруженосцев, оттачивая мастерство перед ночным сражением. В самой гуще стоял огромный шатер, где Джардир и его люди обсуждали план битвы.
Ахман асу Хошкамин ам’Джардир был шарум ка – первым бойцом Красии. Высокий, намного выше шести футов, мужчина носил черное одеяние и белый тюрбан. Звание шарум ка каким-то не вполне понятным Арлену образом являлось и религиозным саном, о чем свидетельствовал тюрбан.
У Джардира была смуглая медная кожа, темные глаза, черные намасленные волосы, зачесанные назад, и аккуратная раздвоенная черная бородка. Но щеголем он не казался. Двигался он быстро и уверенно, как хищник; закатанные широкие рукава открывали крепкие мускулистые руки, испещренные шрамами. Ему было слегка за тридцать.
Один из стражников шатра заметил Арлена и Аббана, наклонился к уху Джардира и зашептал. Первый боец поднял взгляд от изрисованной мелом грифельной доски, которую изучал.
– Пар’чин! – Он улыбнулся и раскинул руки, вставая. – С возвращением в Копье Пустыни!
Он говорил по-тесийски, и его словарный запас и произношение заметно улучшились с прошлого приезда Арлена. Воин крепко обнял вестника и расцеловал в обе щеки.
– Не знал, что ты вернулся. Алагаи сегодня взвоют от страха!
В первый визит Арлена в Красию шарум ка интересовался северянином лишь как диковинкой, но они проливали кровь друг за друга в Лабиринте, а в Красии это было важнее всего.
Джардир повернулся к Аббану.
– Что ты делаешь среди мужчин, хаффит? – с отвращением спросил он. – Я тебя не вызывал.
– Он со мной, – сказал Арлен.
– Был с тобой, – поправил Джардир.
Аббан низко поклонился и поспешил прочь, насколько позволяла его хромота.
– Пар’чин, не понимаю, зачем ты тратишь время на этого хаффита, – сплюнул Джардир.
– У меня на родине ценят не только тех, кто носит копье.
Джардир засмеялся:
– У тебя на родине, Пар’чин, никто не носит копье!
– Твой тесийский заметно улучшился, – похвалил Арлен.
Джардир хмыкнул:
– Ваш чинский язык нелегко выучить, тем более что приходится учиться у хаффита, когда тебя нет. – Он посмотрел вслед Аббану, хромавшему в ярких шелках, и фыркнул. – Полюбуйся на него! Одевается как женщина.
Арлен взглянул через двор на закутанных в черное женщин с кувшинами воды:
– Не видел, чтобы женщины так одевались.
– Найти тебе жену? Поднимешь покрывало – увидишь, – усмехнулся Джардир.
– Вряд ли дама позволит красийской женщине выйти за чина без роду-племени.
– Чепуха, – отмахнулся Джардир. – Брат, мы вместе проливали кровь в Лабиринте. Если я приму тебя в свое племя, даже сам Андрах не посмеет возразить!
Арлен не был так уверен в этом, но спорить не стал. Красийцы легко впадали в ярость, если им мешали бахвалиться, да и к тому же это могло оказаться правдой. Джардир выглядел ровней как минимум Дамаджи. Воины беспрекословно подчинялись ему, даже несмотря на приказы своих дама.
Но Арлен не хотел вступать ни в племя Джардира, ни в какое другое. Он приводил красийцев в замешательство тем, что участвовал в алагай’шарак и в то же время знался с хаффитом. Если он вступит в племя, все станет проще, но ему придется подчиняться Дамаджи, участвовать в бесконечных кровавых междоусобицах и навсегда остаться в Красии.
– Мне еще рано жениться, – ответил он.
– Как скажешь, но смотри не затягивай, не то мужчины решат, что ты пуш’тинг! – засмеялся Джардир и толкнул Арлена в плечо. Слово было Арлену незнакомо, но он на всякий случай кивнул.
– Давно ты приехал, друг мой?
– Несколько часов назад. Только что отнес письма во дворец.
– И уже явился предложить свое копье! Эверам Всевидящий, – крикнул Джардир товарищам, – в Пар’чине, верно, течет красийская кровь!
Воины дружно расхохотались.
– Идем. – Джардир положил руку Арлену на плечо и отвел его в сторону. Вестник знал, что шарум ка уже прикидывает, где от него будет больше пользы в предстоящей битве. – Баджин потерял ловчего прошлой ночью. Займешь его место.
Ловчие входили в число самых важных красийских солдат. Они расписывали ловушки для демонов и задействовали метки, когда подземники падали в яму. Это было рискованным занятием. Если ткань, которой прикрывали ямы, не упадет вместе с чудовищем и не откроет метки до конца, песчаный демон попросту выберется из ловушки и прикончит ловчего, пока тот пытается открыть метки. Опаснее этого было только одно занятие.
– Я лучше загонщиком, – сказал Арлен.
Джардир покачал головой, но на губах его играла улыбка.
– Вечно лезешь в самое пекло, – пожурил он. – Если ты погибнешь, кто станет возить наши письма?
Несмотря на густой акцент Джардира, Арлен почувствовал насмешку. Письма мало значили для него. Большинство даль’шарумов даже не умело читать.