* * *

Марш слушал крики жертвы и наслаждался. Улыбнувшись, он потянулся к еще не сломанной ноге. Если бы Разрушитель не удерживал его, инквизитор мог бы убить.

«Нет…» – запретила крошечная частичка в сознании Марша.

Шел дождь, и ночь была прекрасна. Лютадель лежала перед ним в погребальном убранстве; кое-где, несмотря на сырость, еще продолжались пожары. Как же он жалел, что опоздал к началу бунта и не увидел, как на улицах воцарилась смерть. Марш улыбнулся, чувствуя в себе растущую жажду убийства.

«Нет», – снова подумал он.

Почему-то инквизитор знал, что приближался конец. Земля дрожала под ногами, и пришлось даже опереться одной рукой о мостовую, перед тем как сломать другую ногу Вин. Наступил последний день. Эту ночь мир не переживет. Марш ликующе расхохотался, полностью отдавшись жажде крови, и продолжил ломать кости Вин.

«НЕТ!»

Он точно вдруг проснулся. Руки по-прежнему двигались согласно приказам, но разум взбунтовался. Марш увидел пепел, дождь, кровь, сажу – и содрогнулся от отвращения. Вин лежала перед ним полумертвая.

«Она была Кельсеру все равно что дочь, – подумал он, ломая ей пальцы. Она кричала. – Дочь, которой у них с Мэйр так и не было.

Я сдался. Как и тогда, с восстанием».

Это был позор всей его жизни. Много лет назад, до Крушения, Марш был предводителем восстания скаа. Но он сдался. Отступил, отказался руководить повстанцами. И сделал это всего лишь за год до того, как они, с Кельсером во главе, наконец-то покончили с Последней империей. А Марш сдался. Прямо перед тем, как они победили.

«Нет, – подумал он, принимаясь за вторую руку жертвы. – Это не повторится. Я не сдамся опять!»

Рука инквизитора потянулась к ее ключице, и внезапно что-то блеснуло в ухе Вин. Ее сережка. Она когда-то рассказывала…

«Я ничего не помню», – прошептал в памяти голос Вин из прошлого.

Из того времени, когда они разговаривали на милой веранде в особняке Рену. Как раз перед тем, как Марш внедрился в ряды Стального братства.

Вин рассказывала о своей безумной матери.

«Рин говорил, что однажды он вернулся домой и увидел, что моя мать вся в крови. Она убила мою сестру-младенца. Меня почему-то не тронула – просто воткнула мне в ухо серьгу…»

«Не доверяй тем, в ком есть металл, – написал Призрак. – Даже маленькой частицы достаточно, чтобы испортить человека».

«Даже маленькой частицы…»

Присмотревшись, инквизитор понял, что серьга, кривая и неровная, очень похожа на маленький штырь.

Марш не раздумывал. Не дал Разрушителю ни секунды. Возбуждение от того, что он убивал Героя Веков, ослабило контроль Разрушителя сильней, чем что бы то ни было. Призвав на помощь все остатки своей воли, Марш протянул руку.

И вырвал серьгу из уха Вин.

* * *

Вин распахнула глаза. Ее покрывали вода и пепел. Тело горело от боли, и эхо требовательных криков Разрушителя все еще гуляло под сводами черепа.

Но сам голос смолк. Оборвался буквально на полуслове…

«Что?»

Туман почти что кинулся навстречу. Потек вдоль тела, притягиваемый алломантическим горением олова, которое Вин поддерживала почти безотчетно. Он кружился, как раньше, игривый и дружелюбный.

Она умирала. В этом не было сомнений. Марш переломал ей все кости и явно был не в себе. Он закричал, схватившись за голову. Потом потянулся к топору. Вин не могла бы убежать, даже если бы захотела.

К счастью, боль утихала. Все утихало. Надвигалась чернота.

«Пожалуйста», – подумала она, в последний раз обратившись к туману.

Внезапно он показался очень знакомым. Неужели она когда-то испытывала схожее чувство? Если да, то когда же это произошло?

«У Источника Вознесения, разумеется, – прошептал голос в ее голове. – Это ведь, в конце концов, та же самая сила. В твердом виде – то, что ты дала Эленду. В жидком – то, что было в бассейне. И в виде пара – в воздухе, в ночи. Она прятала тебя. Она защищала тебя.

Она делала тебя сильной».

Вин судорожно вздохнула, вдыхая воздух – и туман. И вдруг стало тепло. Туман проникал в тело, наполняя его силой. Она вся вспыхнула, словно металл, и боль мгновенно исчезла.

Марш замахнулся топором, намереваясь одним ударом снести ей голову.

Но Вин поймала его руку.

* * *

Инквизиторы, как уже было сказано, обладают способностью видеть сквозь медные облака. Эту силу легко понять, если учесть, что многие инквизиторы до своей трансформации были ищейками, поэтому их бронза впоследствии стала в два раза сильнее.

И есть по крайней мере еще один случай, когда человек приобрел способность видеть сквозь медные облака. Эта девушка была рожденной туманом, а ее сестра – ищейкой. Дар убитой сестры перешел к рожденной туманом вместе с орудием убийства – штырем, – удвоив силу бронзы. Отсюда и способность видеть сквозь медные облака, создаваемые более слабыми алломантами.

73

Туман изменился.

Тен-Сун вскинул голову и присмотрелся. Измученный и обессиленный, он лежал на вершине холма, расположенного у самой границы лавового поля, которое преградило путь на восток. Онемение в мышцах – признак смертельной усталости. Даже Благословение Силы не было безграничным.

С огромным трудом поднявшись, Тен-Сун огляделся по сторонам. Перед ним простирались бесконечные поля пепла; даже след, который он оставил, когда пробирался на вершину холма, уже почти засыпало. Впереди горела лава. Но что-то изменилось. Что именно?

Туман клубился и куда-то плыл. Обычно он двигался хаотично: одни потоки текли в одном направлении, другие образовывали противоположные течения. Часто в тумане возникали реки. Как правило, они подчинялись ветру, но эта ночь была тихой.

Туман тек… лишь в одну сторону. Тен-Сун наконец-то это заметил и подумал, что очень немногое, увиденное им на протяжении всей жизни, могло сравниться с подобным зрелищем. Туман не кружился или клубился, а двигался с явной целеустремленностью. Туман обтекал кандру с двух сторон, как будто тот был камнем посреди огромной эфемерной реки.

Туман направлялся к Лютадели.

«Может быть, еще не поздно!» – подумал Тен-Сун, чувствуя пробуждение надежды.

Он встряхнулся и галопом поскакал в обратном направлении.

* * *

– Бризи, тебе надо это увидеть.

Гасильщик потер глаза и посмотрел на Альрианну, которая сидела в ночной рубашке у окна. Было уже поздно – совсем поздно. Давно пора спать.