Люди переглядывались. Кто-то тихонько прикрыл дверь лачуги, преградив путь красному солнечному свету.
– Мы можем сделать только одно, – откликнулся другой человек. – Сдать его.
Призрак поднял голову. Посмотрел в глаза плачущей женщины. Та отвернулась.
– Чегой-то тут делается? – спросил он.
Здоровяк опять сплюнул и, опустив ногу на шею Призрака, заставил его снова уткнуться лицом в грубые доски пола.
– Зря ты позволяла ему бегать с этими уличными бандами, Марджель. Его же теперь понять невозможно.
– Что будет, если мы его сдадим? – задал вопрос какой-то скаа. – А если они решат, что мы такие же, как он? Нас же могут казнить! Я такое уже видел. Кого-нибудь сдают, а потом приходят эти… твари и ищут всех, кто его знал.
– Он такой не один, это точно, – возразил кто-то.
Все замолчали. Им было многое известно о семье Призрака.
– Они нас убьют. Вы же знаете, что так будет! Я видел их, видел их штыри в глазах. Они духи смерти, вот кто они такие.
– Но мы не можем оставить все как было, – вмешался еще чей-то голос. – Они узнают о нем.
– Мы можем только одно, – подытожил здоровяк и надавил сильней на шею Призрака.
Люди в комнате – те, которых Призрак мог видеть, – мрачно закивали. Они не могли сдать его и не могли отпустить. Но никто не будет переживать из-за маленького оборванца-скаа. Ни один инквизитор или поручитель не заинтересуется мертвым ребенком, найденным посреди улицы. Скаа умирают постоянно.
Так уж заведено в Последней империи.
– Отец, – прошептал Призрак.
Ботинок на его шее сделался еще тяжелей.
– Ты не мой сын! Мой сын ушел в туман и не вернулся. Ты, должно быть, туманный призрак.
Мальчик попытался возразить, но его грудь сдавило слишком сильно. Он едва мог дышать, не то что говорить. Все вокруг начало темнеть. Однако уши – почему-то они всегда были удивительно чуткими – уловили какой-то звук.
Монеты.
Давление на шею ослабло. Призрак судорожно вдохнул, в глазах у него прояснилось. На полу перед ним блестели красивые медные монеты. Скаа не платили за работу – вместо денег шахтеры получали пищу, которой едва хватало, чтобы не умереть с голоду. Но Призрак иногда видел монеты, которые передавали друг другу аристократы. А однажды как-то встретил мальчишку, который нашел монету посреди пыльной и грязной улицы.
Мальчик постарше убил его за это. Потом попытался расплатиться монетой и сам погиб от руки аристократа. Призраку казалось, что скаа не нужны деньги: они были слишком ценными и слишком опасными. Однако все собравшиеся в комнате уставились на рассыпавшееся по полу сокровище.
– Меняю кошелек на мальчишку, – объявил кто-то.
За столом в дальнем углу комнаты сидел человек. Он не смотрел на Призрака – просто сидел, поедая ложку за ложкой овсяную кашу. Лицо у него было морщинистое, некрасивое: похоже, слишком много времени проводил на солнце.
– Ну? – поинтересовался этот человек в перерыве между двумя глотками.
– Откуда такие деньги? – требовательно спросил отец Призрака.
– Не твое дело.
– Мы не можем просто так отпустить мальчишку, – испуганно произнес кто-то из присутствовавших. – Он выдаст нас! Как только его поймают, он расскажет, что мы все знали!
– Его не поймают, – не отрываясь от своего занятия, возразил человек с лицом, обожженным солнцем. – Он будет со мной, в Лютадели. Кроме того, если вы его не отпустите, я просто пойду и расскажу поручителям все, что тут слышал. – Он выдержал паузу, окинув собравшихся неприветливым взглядом. – Если, конечно, вы и меня не убьете.
Отец Призрака наконец-то убрал ботинок с шеи сына и шагнул навстречу незнакомцу. Однако мать Призрака схватила мужа за руку.
– Не надо, Йедаль, – сказала она тихо – впрочем, недостаточно тихо, чтобы Призрак не услышал. – Он тебя убьет.
– Он предатель, – рявкнул отец Призрака. – Он служит в армии Вседержителя.
– Он принес нам деньги. Взять их уж точно лучше, чем просто убить ребенка.
Отец Призрака повернулся к жене – глаза его бешено вращались:
– Это ты все устроила! Ты вызвала сюда своего брата. Ты знала, что он захочет забрать мальчишку!
Мать Призрака отвернулась.
Человек с лицом, обожженным солнцем, наконец-то отложил ложку и встал. Люди опасливо отодвинулись. Заметно хромая, он прошел через всю комнату:
– Давай, малый, – и открыл дверь.
Призрак поднялся – неуверенно, медленно. Посмотрел на мать и отца, прежде чем пойти вперед. Йедаль наклонился, собирая монеты. Марджель встретила взгляд сына и отвернулась. Будто хотела сказать: «Это все, что я могу для тебя сделать».
Потирая шею, Призрак выбежал следом за пожилым незнакомцем на залитую красным светом улицу. Тот шел вперед, хромая и опираясь на трость. Не замедляя шага, глянул на Призрака:
– Как тебя зовут, малец?
Мальчик открыл было рот, но не издал ни звука. Старое имя как будто утратило смысл.
– Лестиборнес, – наконец сказал он.
Старик и глазом не моргнул. Позже Кельсер решил, что имя Лестиборнес слишком сложное, и назвал его Призраком. Призрак так и не узнал, умел ли Колченог говорить на жаргоне восточных улиц. Если даже и умел, все равно вряд ли понимал, что означает имя его племянника.
Лестиборнес – «тот, кого бросили».
Проще говоря, подкидыш.
* * *
Теперь я уверен, что легенды и пророчества об Одиннадцатом металле, подделал Разрушитель. Кельсер искал способ победить Вседержителя, и Разрушитель очень осторожно ему такой способ подсказал.
Подсказка была, без сомнения, очень важной. Одиннадцатый металл Кельсера стал тем самым ключом, который требовался, чтобы расправиться с Вседержителем. Однако даже здесь мы оказались не самостоятельны. Вседержитель, осведомленный о планах Разрушителя, никогда бы не выпустил его из Источника Вознесения. Для этого Разрушителю требовались марионетки, и потому Вседержителю следовало умереть. Даже наша самая великая победа на самом деле была подготовлена аккуратными действиями Разрушителя.
Даже спустя много дней слова Ме-Лаан продолжали тревожить Тен-Суна:
«Ты явился, сообщил ужасные новости и предоставил нам решать возникшие проблемы без чьей-то помощи?»
На протяжении года, проведенного в заточении, все казалось простым. Он должен был предъявить обвинения, сообщить то, что ему стало известно, и принять заслуженное наказание.