Действительно ли он совершил ошибку? Возможно. Эленд знал, что имел в виду Сетт, понимал, насколько важно для полководца видеть в своих врагах не личности, а лишь препятствия.
– Я рад, что сделал все именно так, – твердо сказал Эленд.
– Знаю. – Сетт поскреб бороду. – Честно говоря, именно это меня и раздражает. Ты склонен к жалости. Уже само по себе это является слабостью, но главная проблема в другом. Проблема в твоей неспособности с этой жалостью справляться.
– Не стоило бы тебе привязываться к врагу, Эленд, – продолжал Сетт. – Ты должен знать, чем все это закончится, должен сделать так, чтобы избежать последствий! Будь я проклят, мальчик, у каждого короля есть свои слабости, но победителями становятся те, у кого хватает ума эти слабости давить, а не потакать им!
Поскольку Эленд ничего не ответил, Сетт тяжко вздохнул.
– Ладно, давай лучше поговорим об осаде, – поменял он тему. – Инженеры блокировали несколько речушек, которые текут по направлению к городу, но они сомневаются, что там нет других источников воды.
– Они есть. Вин обнаружила в городе шесть больших колодцев.
– Их надо отравить.
Эленд ответил не сразу. Словно два человека боролись в нем. Тот, кем он был прежде, хотел защитить как можно больше людей. Но тот, кем он становился, смотрел на вещи более здраво. Он знал, что придется убивать – или, по крайней мере, причинять неудобства – ради того, чтобы спасти большинство.
– Хорошо, – согласился Эленд. – Я поручу Вин сделать это сегодня ночью – и пусть она оставит у колодцев послания с объяснением того, что мы сделали.
– Это еще зачем?
– Я не хочу убивать, Сетт. Я хочу, чтобы начались волнения. Люди пойдут за водой к Йомену. Учитывая потребности целого города, ему придется воспользоваться запасами воды в хранилище, причем немедленно.
Сетт хмыкнул. Ему польстило, что Эленд принял его предложение.
– А как быть с окрестными деревнями?
– Разберись с ними, – распорядился Эленд. – Отправь десять тысяч человек, только пусть никого не убивают. Я хочу, чтобы шпионы Йомена завалили его тревожными извещениями о том, что его королевство разваливается на части.
– Ты идешь по лезвию бритвы, сынок, – покачал головой Сетт. – В конце концов тебе придется выбирать. Если Йомен не сдастся, ты будешь вынужден идти в атаку.
Эленд подъехал к штабной палатке и приостановил лошадь.
– Я знаю, – спокойно сказал он.
Сетт фыркнул, но смолчал, потому что из шатра вышли слуги, чтобы отвязать его от седла. Не успели они приняться за дело, как началось землетрясение. Эленд выругался, пытаясь удержать испуганного коня. От толчков палатки раскачивались, некоторые рухнули, послышался звон: кружки, мечи и прочие металлические предметы посыпались на землю. Наконец подземный грохот утих, и Эленд огляделся в поисках Сетта. Тот сумел удержать лошадь, но одна из его парализованных ног выпала из стремени, и сам он выглядел так, словно вот-вот должен был упасть. Слуги поспешили на помощь своему господину.
– Будь я проклят, если они не становятся чаще! – в сердцах проговорил Сетт.
Эленд успокоил взволнованного коня. Повсюду в лагере слышались ругательства и крики – люди пытались разобраться с последствиями землетрясения. В самом деле, толчки происходили все чаще и чаще; последний случился лишь несколько недель назад. Землетрясение в Последней империи вовсе не было рядовым событием: в юности Эленд ни разу не слышал, чтобы что-то подобное произошло в одном из внутренних доминионов.
Со вздохом он спрыгнул на землю и, вручив поводья адъютанту, проследовал вместе с Сеттом в штабную палатку. Слуги усадили своего господина в кресло и удалились, оставив правителей наедине.
– Этот дурень Хэм рассказал тебе последние новости из Лютадели? – Сетт встревоженно взглянул на Эленда.
– Точнее, о том, что новостей нет? Да.
Из столицы не было ни единой весточки, не говоря уже о припасах, которые Эленд приказал привезти по каналу.
– У нас не так уж много времени, Эленд, – продолжал Сетт. – В лучшем случае несколько месяцев. Мы сумеем ослабить решимость Йомена и, возможно, сделаем так, что его люди, измученные жаждой, будут ждать, когда их завоюют. Но если мы не получим провиант, то и сами вряд ли продержимся до конца осады.
Эленд посмотрел на своего пожилого соратника. Сетт, с надменным видом сидевший в кресле, встретил его взгляд. Очень многое в поведении этого человека, искалеченного перенесенной в детстве болезнью, было напускным. Он знал, что не может выглядеть угрожающе, и потому изобрел другие способы.
Сетт умел наносить точечные болезненные удары. Мог использовать и грех, и добродетели людей так, что не всякий гасильщик смог бы с ним сравниться. И при всем этом, как Эленд подозревал, сердце у Сетта было куда более доброе, чем он сам хотел бы думать.
Сегодня он казался особенно раздражительным. Будто о чем-то беспокоился. О чем-то важном лишь для него.
– С ней все будет хорошо, Сетт. Ничего с Альрианной не случится, пока она с Сэйзедом и Бризом.
Изображая безразличие, Сетт хмыкнул и махнул рукой, но отвел взгляд:
– Лучше уж пусть этой дурочки тут не будет. Хочет гасильщик с ней возиться – пусть возится. Мне-то что? И вообще, речь не обо мне, а о тебе и осаде!
– Я принял к сведению твои замечания, Сетт. Мы начнем штурм, если я сочту нужным.
Он едва успел договорить, как в палатку неторопливо вошел Хэм в сопровождении человека, которого Эленд вот уже несколько недель если и видел, то только лежащим в постели.
– Дему! Ты наконец-то с нами!
– Лишь отчасти, ваше величество. – Дему был все еще бледен. – По крайней мере, у меня достаточно сил, чтобы передвигаться без посторонней помощи.
– А как остальные? – спросил Эленд.
– Большинство уже на ногах, – вместо генерала ответил Хэм. – Дему оказался среди последних. Еще несколько дней, и все войско будет в полной боевой готовности.
«Не считая тех, кто умер», – подумал Эленд.
Сетт внимательно рассматривал Дему:
– Большинство заболевших пришли в себя еще пару недель назад. Ты оказался слабее, чем можно было бы предположить, а, генерал? Такие слухи, по крайней мере, дошли до меня.
Дему вспыхнул.
– Что такое? – нахмурился Эленд.
– Пустяк, ваше величество.
– В моем лагере не должно быть никаких «пустяков», Дему. Почему я не в курсе?
Хэм со вздохом подтянул к себе стул, развернул его и уселся верхом, положив на спинку мускулистые руки:
– Просто среди солдат ходят всякие слухи, Эл.
– Солдаты, – вмешался Сетт, – все никак не меняются: суеверные, как бабы.