— Я помню, когда ты был вороной, а я был скорпионом, — говорю я. Север смотрит на меня так, будто я говорю что-то непонятное, как будто моя фраза не имеет никакого смысла и он не слышал ее, сидя на корточках вместе со своими товарищами в сыром погребе. Как будто он никогда не опускался на колени передо мной, чтобы я оставил на его лбу след крови Митры и посвятил в тайны, которые он так страстно желал постичь.
— Есть только один бог, Иисус Христос, — упрямо говорит он. Урс, стоявший тогда рядом с нами в пещерах, хранит молчание. Нет смысла спорить. Я мог бы обвинить Севера в вероломстве, в предательстве старых богов, но ему будет все равно. Прошлое его не интересует, даже собственное.
— Почему он здесь? — спрашиваю я Урса. — Константин знает об этом?
Их лица говорят о том, что не знает.
— Цезарь Клавдий обеспокоен здоровьем отца, — отвечает Север.
Перевожу на понятный язык: Константин стар. Если с ним что-то случится, Клавдий хочет, чтобы его наследство охранял преданный ему человек. Неудивительно, что Север скрывается здесь, наблюдая за дворцом с другого берега. Если
Константин узнает об этом, он отправит Севера до конца жизни считать чаек на каком-нибудь скалистом островке в Эгейском море.
Появляется адъютант и передает Урсу какой-то свиток. Тот отходит на несколько шагов, чтобы прочесть, что там написано. Мы с Севером остаемся одни.
— Я видел Августа два дня назад, — сообщаю я. — Ты можешь вернуться в Трир и доложить, что он здоров.
Север кивает с таким видом, будто мои слова представляют для него огромную важность. Мы оба знаем, что никуда он не отправится.
— Мне нужно знать о завещании, Валерий. — Обращаясь ко мне, он опускает титул «генерал». — При дворе есть группировки, и кто знает, как они поведут себя, чтобы отказать Клавдию в праве на наследство.
— Константин в своем уме более, чем любой из когда-либо живших.
— Ты же знаешь, как сильно его могут расстроить слухи.
Его слова подобны удару кинжала прямо в сердце. Мне хочется сбросить его в море и держать под водой до тех пор, пока рыбы не обглодают ему лицо.
— Ты все та же ворона, Север, даже если и забыл старые дни. Сидишь на дереве и ждешь, когда ветер донесет до тебя запах мертвечины.
Это мой последний выпад, но он остается к нему равнодушным. У меня никогда не было семьи, и мне неведомо, как так получается, что отпрыски начинают относиться к родителям как к малым детям. Теперь я знаю, каково это.
Урс, который до этого стоял в сторонке, снова оказывается между нами.
— Моя лодка доставит тебя домой.
Он не провожает меня, но, когда я оказываюсь на причале, меня догоняет в спину последний вопрос.
— Тебя не удивило, что Константин поручил расследовать убийство епископа человеку, который ничего не знает о христианстве и христианах?
Рим, наши дни
Эбби до самой последней минуты не знала, что они с ней сделают. Ей завязали глаза, отвели вниз по лестнице к машине и куда-то повезли. Везли долго. Как ей показалось, целую вечность. Рука, прижимавшая ее голову к сиденью, так и не ослабила давления. Эбби лежала, свернувшись в комочек, уткнувшись лицом в собственную рвоту, один за другим заново переживая в мыслях старые кошмары. Вилла на побережье, черный музей и все жуткие места, в которых ей когда-либо довелось бывать. В голове, накладываясь друг на друга, раздавались голоса. Гектор: Ты слишком долго гоняешься за мертвыми, не пора ли тебе выйти из могил на воздух. Майкл (где-то на берегу моря во время отдыха): Никогда не встревай в чужие дела Отчеты, которые она составляла, бесстрастные и правильные. Свидетель увидел, как неизвестные затолкали жертву в автомобиль. Восемь часов спустя ее обнаружили в лесу мертвой.
Правда, когда они набросились на меня, никаких свидетелей рядом не было.
Машина остановилась. Дверь распахнулась. Эбби почувствовала толчок в спину. В следующее мгновение она уже лежала на земле, корчась от боли. Над головой раздался стук — это кто-то захлопнул дверь. Затем раздался рев двигателя и скрежет шин. Прямо в лицо ударил бензиновый выхлоп, и она закашлялась. А потом наступила тишина.
Эбби стащила с глаз повязку и какое-то время, тяжело дыша, продолжала лежать на асфальте. Где-то впереди мелькнули и скрылись из вида задние огни машины.
Она была одна. Над головой шелестели листвой платаны. Сыпал мелкий дождь. Лицо было мокрым от дождевых капель и слез.
Эбби кое-как поднялась на ноги и, спотыкаясь, подошла к каменной стене, что протянулась в нескольких шагах от нее. Внизу с шумом нес свои воды закованный в бетонные берега Тибр. Примерно в ста ярдах ниже по течению она разглядела мост, а на дальней его стороне — здание тюрьмы Трастевере. Где-то неподалеку находится ее отель.
Они привезли меня почти к самому дому. Эта мысль больно резанула ее, словно последний поворот кинжального лезвия.
Она доковыляла до моста и, перейдя реку, стучала в дверь отеля до тех пор, пока ей не открыли. А когда наконец оказалась в номере, рухнула в постель и кучей натянула на себя все одеяла, какие только нашла в стенном шкафу.
Заснула Эбби лишь под утро. Сны были жуткими.
Она проспала до полудня, когда на пороге появилась пришедшая убирать номер горничная. Увидев Эбби, женщина вскрикнула, причем так громко, что снизу ее услышал портье и примчался на второй этаж, чтобы узнать, что случилось.
Эбби встала, приняла душ и оделась. В кафе на углу она выпила три чашки эспрессо. Сидя на высоком табурете за стойкой, она поймала на себе взгляды нескольких человек, явно не заигрывающие. Знакомиться с ней никто не спешил. В зеркале за барной стойкой отчетливо отражался огромный синяк, след, который оставил пистолет Драговича.
Эбби потрогала опухший подбородок и сморщилась от боли. Затем прокрутила в голове события минувшей ночи. Это было не менее болезненно. Нет, если их и перебирать, то осторожно, затянутой в перчатку рукой патологоанатома. Страшно хотелось курить, однако табличка над стойкой гласила, что здесь не курят.
Ты задумывалась о том, почему ты до сих пор жива?
Драгович сам толком не знает, подумала она. В тот вечер на вилле случилось нечто такое, чего он сам не в состоянии объяснить.
Нет, это просто невероятно! Еще два дня назад Драгович был для нее лишь фигурантом газетных заголовков и слухов, этакой страшилкой мировой закулисы… И вот теперь он стал реален, как и его бородка, оцарапавшая ей кожу. Чашка кофе в ее руке дрогнула и звонко стукнулась о блюдце.
Две смерти, но только одно тело.
Там был кто-то еще. Кто-то, кто остановил убийцу и вызвал полицию. Кто отправил ей письмо с адресом сестры Майкла, а затем текстовое сообщение, которое она получила в Британской библиотеке.