Это гробница, догадалась Эбби. Каменный ящик — это саркофаг. Тем более что она разглядела приставленную к нему крышку и белые царапины в тех местах, где Майкл и Санчес вскрывали ее ломиками.
Эбби убрала большой палец с зажигалки — не хотелось выдавать своего присутствия — и села на полу в темноте. Мокрая одежда была холоднее и ужаснее, чем смерть. Тело сотрясала дрожь. Впрочем, Эбби ее почти не замечала. Большой палец она прижала к колесику зажигалки — просто, чтобы чувствовать остаток тепла.
Она подумала про вырванный из гроба скелет. Что, если эта гробница станет ее собственной могилой? Жизнь за жизнь. Плоть за плоть.
Затем ей вспомнился Шай Левин. Вероятнее всего, его убили ударом в сердце. Убийца воспользовался длинным ножом или мечом. С трудом верилось, что этот подземный склеп когда-то принадлежал человеку, который когда-то жил и дышал — так же, как и она. Наверно, он был богат. И прожил полную событий жизнь. Человек, который заказал для себя эту гробницу. Ему и в голову не могло прийти, что спустя семнадцать столетий его гробница будет затеряна в глухом, безлюдном месте, в стране, которая принадлежит неизвестно кому.
Снаружи пещеры раздался какой-то шум. Крики, стук камней. Эбби приподняла голову. Затем по проходу прокатился приглушенный звук выстрела, и она поняла, что еще один человек расстался с жизнью.
Свет на другом конце прохода померк. Спрятаться было негде. Если ей суждено умереть, по крайней мере, она заставит этого ублюдка посмотреть ей в глаза. Затем по проходу послышались чьи-то шаги, медленные и осторожные. Эбби щелкнула зажигалкой. Лица богов и героев смотрели на нее со стен, ожидая, когда они смогут заполучить ее тело. Шагавший по проходу человек — если это был человек? — подошел ближе. Пару мгновений он существовал в полной темноте — оставив позади дневной свет, но еще не шагнув в тусклый круг света, отбрасываемого зажигалкой. Ветер принес с собой запах гнилых листьев и мокрой земли, запах открытой могилы.
Незнакомец шагнул вперед. В подрагивающем свете зажигалки его лицо то пропадало, то возникало снова. На щеках залегли глубокие тени, отчего казалось, что это не лицо, а обтянутый кожей череп. Кудрявые седые волосы спутались и слиплись от дождя.
Голова у Эбби шла кругом. Она слышала, как древние боги смеются и выкрикивают ее имя. Наверно, она умерла. Затем подняла зажигалку, и тени упали с лица вошедшего.
— Майкл?
Константинополь, апрель 337 года
— Ты думал, что я отпущу тебя не попрощавшись?
В пустой гробнице Константин стоит, прислонившись к неосвященному алтарю. Он смотрит мне прямо в глаза. Когда я видел его в последний раз, он был одет, как бог. Сейчас же на нем простая белая рубаха и плащ, укрывающий тело от вечерней прохлады. Лишь искусное переплетение нитей ткани говорит о ее стоимости.
— Я подумал, что больше тебе не нужен.
Когда-то здесь обитал целый сонм богов. Теперь же только один. В самой высокой точке города Константин снес старый храм Двенадцати Богов и на его фундаменте построил себе мавзолей. Это его вторая попытка — первый, в Риме, уже занят.
Внешне здание мало чем отличается от тех, что в свое время возвели его соправители. Максенций в Риме, Галерий в Фессалониках, Диоклетиан в Сплите. Круглая башня посреди квадратного двора в окружении аркад, в которых спрятаны прачечные, склады ламп и жилища жрецов, которые понадобятся, когда хозяин мавзолея обоснуется в нем навсегда.
Впрочем, одиночество ему не грозит. Внутри ротонды семь ниш. Одна для саркофага самого императора, в шести других парами расположатся статуи двенадцати апостолов Христа. Как это типично для Константина! Он убрал двенадцать старых богов и вместо них поставил двенадцать христианских апостолов — одни вместо других. Когда его замысел будет завершен, никто не сможет разглядеть в нем швов.
Боги покидают этот мир, уступая место людям. Таков ход истории.
Но пока замысел далек от завершения. Восточная стена мавзолея вся в строительных лесах. Статуи апостолов завернуты в ткань, предохраняющую их от пыли. В этом тоже весь Константин. Его великие дела движутся медленно. Сейчас будущий мавзолей — это огромная емкость, полная пыли. Лучи вечернего солнца проникают сквозь цветное стекло, играя разноцветными бликами.
— В ту ночь, когда мы осудили Симмаха, мне показалось, будто ты хотел что-то сказать.
— Вряд ли это что-либо изменило бы.
Мне не хочется уступать ему. Я намерен сказать не более того, что требуется, и пойти домой, чтобы проследить за рабами, которые собирают мои вещи. Я не хотел приходить сюда. Я пришел лишь потому, что он — Август.
— Ты должен был выяснить правду, — напоминает он мне.
— Если она была тебе нужна.
— Ты считаешь, что он невиновен?
Что-то внутри меня обрывается. Гнев перевешивает гордость и выплескивается наружу.
— Я не знаю, виновен он или нет. Но я уверен, что его оклеветали. Я был там, когда раб оставил футляр с документами возле статуи. Ну, кто же, будь он в здравом уме, стал бы делать то, что можно легко поставить ему в вину?
— Но ведь футляр был у него.
— Не у него. У раба.
— Раб признался под пытками, что документы дал ему хозяин. Нам же были нужны быстрые решения. Ибо терпение христиан было на исходе. — Константин видит выражение моего лица и вздыхает. — Раньше ты таким не был, Гай.
Любая религия нуждается в кровавых жертвах. Симмах понимал это даже лучше, чем я.
Между нами повисает неловкое молчание. Константин жестом обводит будущий мавзолей.
— Ты посмотри, что здесь творится. Случись мне умереть завтра, они не будут знать, что делать со мной, — усмехается он. — Не волнуйся. Я не собираюсь умирать, пока не разберусь с персами. Заключительная победа — вот что мне сейчас нужно.
И вновь молчание. Возможно, он задумался о том, сколько таких заключительных побед уже было в его жизни.
— Ты помнишь Хрисополис? На следующий день?
Хрисополис, сентябрь триста двадцать четвертого года. Тринадцать лет назад
Теплое воскресное утро. Константин вместе с семейством вышел прогуляться. Длинное, жаркое лето не желает уступать место осени: лазурное небо, спокойное море, земля запеклась до сухой корки. Пурпурные императорские сапоги взбивают пыль между сосен и кипарисов на высоком морском берегу. Константин шагает впереди, Крисп рядом с ним, что-то рассказывает ему про флот, про корабли, что покачиваются на волнах там, внизу. Я иду следом.
Позади меня шествуют женщины и дети — самый младший, Констант. Ему всего год, и потому он совершает прогулку на руках у кормилицы. Со стороны их можно принять за обычное римское семейство, которое отправилось собирать ягоды или птичьи яйца. На самом же деле — они полновластные хозяева империи. На другой стороне холма двадцать пять тысяч трупов ждут, когда их наконец предадут земле.