Затем он пожал плечами, сунул руку в карман и вытащил связку ключей на кроличьей лапке.
— Моя машина припаркована за углом.
С этими словами он повел их по лестнице за собой.
— Даже не верится, что он согласился, — шепнула Эбби Майклу. Шедший впереди Николич обернулся.
— Не забывайте, что это Сербия. Неужели вы думаете, что это самое странное, что мне пришлось пережить?
Машина Николича оказалась крошечным красным «Фиатом». Эбби села впереди и слегка пригнулась, спрятав лицо за волосами. Майкл втиснулся на заднее сиденье и притворился спящим. Движение было заблокировано. Полицейские ухитрились перегородить главные перекрестки, хотя и довольно бессистемно. Эбби ждала, что вот-вот будет пост, кто-то постучит к ним в стекло и потребует документы, но этого так и не случилось. Извилистыми переулками они проехали через весь город, после чего выехали на главную магистраль. Затем пересекли Саву и оказались на главном шоссе, прорезавшем Новый Белград. Еще несколько минут, и город остался позади. Теперь их путь лежал между покатых холмов и полей. Эбби всегда удивляло, как быстро заканчивается этот город.
Глаза Николича были прикованы к дороге.
— Вы хотели, чтобы я вывез вас из Белграда. Я вас вывез. Что дальше?
Эбби посмотрела на пластиковую папку, лежавшую у нее на коленях.
— Скажите, здесь можно где-нибудь поговорить?
Проехав поворот на аэропорт, Николич подкатил к заправке «Лукойла». Здесь, рядом с мини-маркетом, имелось небольшое кафе. Они сели за пластиковый стол и заказали кофе в пластиковых стаканчиках. На бумажных подставках красовалась реклама фастфуда и головоломки для детей.
— Я не требую от вас, чтобы вы честно рассказали мне, чем вы занимаетесь, — заявил Николич. — Если полиция меня спросит, я скажу, что вы под дулом пистолета вынудили меня пустить вас в машину.
— Разумно, — согласилась Эбби. Если полиция их поймает, это будет меньшей из их проблем.
— А теперь я хотел бы взглянуть на документ.
Эбби передала ему папку. Николич разложил листки на столе — всего их было шесть: четыре со смазанным латинским текстом, два с отпечатанной на машинке расшифровкой Грубера.
Чтобы достичь живых, плыви средь мертвых.
За тенью солнца свет горит лучистый.
Спасенья знак, что освещает путь вперед,
Сияет, негасимый, новой жизнью.
Эбби был виден латинский текст — аккуратные, напечатанные на машинке строчки, Но далее следовали другие. Николич несколько минут внимательно читал их про себя, затем неуверенно начал произносить их вслух.
Из сада в темную пещеру
Отец скорбящий отдал сына.
И погребен на дне могилы
Трофей его победной силы.
Николич кончил читать. Все переглянулись, охваченные благоговейным трепетом. Еще бы! Ведь эти строки никто не читал вслух вот уже семнадцать столетий!
— Трофей его победной силы, — повторил Майкл. — Вы сказали, что под словом «трофей» может пониматься лабарум, боевой штандарт.
— Вполне возможно.
Майкл попросил Николича прочесть перевод еще раз, медленно, а сам тем временем записал его на листке бумаги. Впрочем, записав, тотчас нахмурился.
— Если не считать слова «трофей», здесь все равно мало что понятно.
— А что бы вы сказали нам про само стихотворение? — поинтересовалась у Николича Эбби.
Николич оторвал глаза от листка бумаги.
— Пожалуй, я мог бы назвать вам имя его автора.
В его планы явно входило их поразить, и он своего добился. Потому что, несмотря на обстоятельства, его лицо осветила довольная улыбка.
— Его автор — римский политик и поэт по имени Публий Оптациан Порфирий.
— А откуда вы это знаете?
— Вверху свитка есть список имен, — Николич показал им выполненную рукой Грубера транскрипцию. — Уже сам по себе он весьма значительная находка. Евсевий Никомедий-ский, пожалуй, самый знаменитый епископ времен правления Константина Великого. Аврелий Симмах, известный язычник и второстепенный философ. Астерий Софист, противоречивый христианский теолог. И Порфирий — поэт, который прославился написанием сложных, необычных стихов.
Это было сродни чтению классического русского романа: на Эбби обрушилась лавина незнакомых, труднопроизносимых имен. Впрочем, самое главное она поняла.
— То есть все эти люди вам известны?
— Как специалист по эпохе императора Константина, я просто обязан их знать.
— И Порфирий, значит, писал стихи? — задумчиво повторил Майкл.
— Его стихи — это так называемые «технопегнии». Загадки, призванные позабавить императора. Все его сохранившиеся опусы несут в себе зашифрованные послания.
Сказав это, Николич как будто лукаво улыбнулся.
— Вы это серьезно? — наконец спросил Майкл. — Сегодня утром вы едва ли не в лицо рассмеялись нам, когда мы сказали, что стихотворение несет в себе ключ к сокровищу. И вот теперь вы говорите нам, что этот парень знаменит тем, что писал стихи-загадки?
Улыбки как не бывало. Из-под маски доброжелательности выглянули усталость и раздражение.
— Я не знаю, какой ответ вас устроит. Есть стихотворение, есть имя поэта. Вы говорите, что стихотворение содержит некий тайный смысл. Стихи этого поэта знамениты своими тайными смыслами. Я всего лишь соединил одно с другим. Но вполне возможно, никакого тайного смысла здесь нет. — С этими словами он оттолкнул от себя листки и придвинул их к Майклу. — Возможно, ваш немецкий друг нафантазировал. Сказал вам то, что вы хотели от него услышать.
Несколько мгновений все сидели молча. Эбби сделала глоток кофе и поняла, что стаканчик опустел. Мимо по шоссе с грохотом проносились фуры.
— Предположим, что стихотворение подлинное и написано тем, кем вы говорите, — произнес наконец Майкл. — Но как нам извлечь из него тайный смысл?
— Это как… Черт, я не знаю, как это будет по-английски.
Он сказал что-то по-сербски, но Эбби его не поняла. Насупив брови, Николич уставился в пластиковую столешницу. Было видно, что он подыскивает нужное слово. Вскоре лицо его просияло. Взяв лежавшую перед ним бумажную подставку, он перевернул ее вверх ногами. Подставка предназначалась для детей: коллаж из ярких картинок всевозможных гамбургеров, чизбургеров и прочего, танцующие персонажи мультиков и головоломки. Это был лабиринт спутанных линий и точек, которые требовалось соединить друг с другом, чтобы в конечном итоге угадать зашифрованное слово.
Николич постучал пальцем по рисунку.
— Это точно так же, как здесь. У вас есть текст стихотворения. И если вы попробуете читать его снизу вверх или задом наперед, или вообще по диагонали, то найдете спрятанные в нем слова. Теперь понятно?