– Что-то подобное я слышал от Боголюбова. Только я не предполагал такие масштабы.
– Крупнейший посредник на рынке антиквариата, от имени которого выставлялись все самые известные в последнее время раритеты, благоговейно замирает при упоминании ее фамилии.
– Как она распоряжается всем этим, не выезжая за пределы России?
– Мы выяснили: посреднику выдается заявка с указанием названия банка и кодом контейнера в хранилище. Клерк банка, получив требование от посредника, высылает Бжозовской электронный ключ – это уникальная, интерактивная, неповторяющаяся программа, которая реагирует на отпечатки пальцев и сетчатку глаза, даже на влажность и температуру рук, и возрастные изменения. После подтверждения выданного распоряжения с помощью считанных биометрических данных, контейнеры автоматически открываются. А дальше: торги, деньги, банковские счета.
– Зачем продавать то, что растет в цене? На жизнь?
– На жизнь, на текущие расходы и для приумножения капиталов. Это как операции с ценными бумагами. Технику вопроса надо у Боголюбова узнавать.
– Ребята! Наконец-то я вас нашел.
В дверях стоял сияющий Сомов.
– А ты здесь откуда? – хором удивились Петрович и Саламатин.
– У меня свои каналы. Вот, – в руке Сомова болтался полиэтиленовый пакет с апельсинами. – Еле нашел.
– Апельсины?
– Круглосуточный супермаркет. В центре их полно, а на окраине Москвы днем с огнем не сыщешь.
– Коля! – Петрович театрально воздел одну руку, свободную от капельницы, к потолку. – Я же только об апельсинах сейчас и думал.
– Правда?
– Правда. Весь медперсонал на уши из-за этих цитрусовых поставил. Видишь, даже операцию без них начинаем.
– Вы что, офонарели? – в дверном проеме, расставив ноги и уперев руки в боки, стояла квадратная, вся в белом, медсестра. – Вы как в операционную попали, бациллы ходячие? Сейчас хирург придет. Вон отсюда!
Мужики попятились к выходу.
– Николай Николаич, – дрожащим от детского страха голосом позвал Петрович Сомова. – Там, в приемном отделении, во внутреннем кармане куртки лежит паспорт Айбике. Девочке необходимо выправить рабочую визу. Это очень важно.
– Не переживайте, все будет сделано. Прощайте! – зачем-то напоследок крикнул Сомов.
У Петровича сердце в пятки провалилось.
Медсестра на выходе успела по разу толкнуть в спину обоих.
Маска на лице врача вызывала смутную ассоциацию с грабителем, который не хочет огласки дела рук своих.
– Доктор, какая операция мне предстоит? – мученически вопрошал Петрович.
– Не сложная, по мягким тканям, – отвечал деловито тот. – Анестезия будет местная, но сильная. Так, что вы еще поспать успеете.
Врач не обманул. После укола Петрович провалился в сон.
* * *
Мерные удары колокола собора подняли стайку голубей с мостовой.
Утро предвещало жаркий летний день.
Жан Поль доброжелательно кланялся встречным прихожанам. Весь мир для него теперь состоял из удивительных людей. Его радовало и одновременно пугало то обстоятельство, что заповедь Христа – возлюби ближнего своего – пришла к нему через любовь к женщине. Его монашеский чин возлагал на него обязанность умножать в себе любовь к Богу через воздержание во всем, что касается плоти. И он уверял себя, что его нежные чувства к Авелин могут быть только платоническими. Духовные беседы, которые он вел с возлюбленной, были, по его мнению, высшим проявлением любви между мужчиной и женщиной. Она схватывала все на лету, впитывая в себя сложнейшие теологические и философские понятия, а он был нежным учителем, обожествляющим своего талантливого ученика.
Настал момент, когда Жан Полю захотелось пустить Авелин в свои самые сокровенные мысли и взгляды. Он уже несколько раз доставал с полки, запрятанные среди книг, прошнурованные кожаными тесемками и испещренные мелким почерком листы бумаги. Это были тайно и тщательно переписанные им в библиотеке Ватикана работы Джордано Бруно «О бесконечности Вселенной и мирах» и «О героическом энтузиазме».
И каждый раз, снова убирая их на место, за книги, он думал о том, что ему придется рассказать совсем юной девушке о теории мироустройства, которая могла быть понятна только выдающимся ученым мужам. Много раз он задавал Авелин различные наводящие вопросы, и всякий раз убеждался в живости ее ума и готовности к восприятию всего нового, лишенного признанных стереотипов.
В это утро, выслушав очередное едкое замечание епископа о том, что их спасительные богоугодные беседы стали слишком редки, Жан Поль поспешил к старинному амфитеатру, пряча под накидкой заветные тетради. Там, на холме Фурвьер, за импровизированным столом из большого валуна, ждала его любимая ученица.
Она встала ему навстречу, положив руку на камень, который уютно приткнулся к раскидистому дубу. Рядом с ее ладонью как всегда лежал тряпичный узелок с провиантом – это была придумка Авелин. Чтобы не укорачивать занятия из-за голода, она приносила из дома лепешку, а иногда сыр, и в обеденное время они спускались к ближайшему источнику, чтобы запить свою трапезу, и снова возвращались к занятиям.
Радость от встречи как всегда плавно перетекла в обсуждение волнующих их тем.
– У меня сегодня необычная миссия, – начал робко Жан Поль.
– В чем она заключается? – живо откликнулась Авелин.
– Я принес два философских труда итальянского монаха, имя которого мало кому известно, в силу запрета церковью распространения его взглядов среди верующих. Только подготовленные и непоколебимые в своей вере в священное писание умы могут соприкасаться с тем, что здесь изложено, – с этими Жан Поль извлек из-под накидки две стопки бумаги. – Его имя Джордано Бруно.
– Я слышала об этом человеке.
– От кого?
– От торговца из Венеции, который приплывает в Лион весной и осенью за очередной партией шелка. Он рассказывал, что его отец когда-то служил в доме знатного венецианского вельможи, который покровительствовал Джордано Бруно. Торговец говорил об исключительных знаниях и памяти этого мужа, а также о смелости его суждений, за которые он поплатился жизнью.
– Значит, ты понимаешь, какую опасность таят в себе умозаключения, записанные на этой бумаге.
– Зачем же ты тогда принес их сюда?
– Потому что я не смогу быть искренним до конца, если не поделюсь с тобой ими.
Авелин придвинула к себе бумаги.
– Бруно осмелился открыто выдвинуть идеи, которые противоречат святым откровениям отцов церкви. За что он был обвинен в ереси и сожжен на костре инквизиции, – начал свой опасный урок Жан Поль. – Он утверждал, что земля – это планета, которая движется вокруг солнца, а маленькие звезды – это тысячи солнц, находящиеся от нас на таком расстоянии, что еле видны нами. Человек бессмертен не благодаря своей душе, а благодаря тому, что он является частичкой мироздания, и его жизнь не ограничена только земными формами, он продолжает свое вечное существование в иных формах в бесчисленных мирах Вселенной.