— Я думаю, здесь есть одна лишняя деталь.
На лице сановника отразилось недоумение. Венценосный друг взял перо и легким штрихом, похожим на петлю удавки, перечеркнул треугольную вершину со словом «император», венчавшую здание.
— Ваш механизм будет прекрасно работать и без меня.
Тогда ли Михаил Михайлович понял, что это приговор? Или осознал всю глубину немилости, только когда обер-полицмейстер пожаловал за ним на дом? Уже не имело значения. Теперь все оплакивают кончину благословенного монарха. Завтра будут радоваться новому тирану!
На столе перед Сперанским лежал ученический манифест Николая. Драть за уши надо за документы, составленные таким образом! Рубленный текст. То, то и то. Даже кучеру ясно! Так ли пишутся законы? Каждую фразу вельможа пересочинил, любовно обволакивая мудреными словесами и удлиняя по крайней мере втрое. Теперь Бумага вызывала уважение у него самого.
Сановник работал всю ночь и намеревался после полудня улечься отдохнуть. Но молодые вечно спешат! Когда у подъезда загремел колокольчик, ему показалось, что прислали из дворца. Однако лакей доложил о приезде князя Трубецкого. Серж? Очень умный мальчик. Хотя Сперанский и не выносил титулованную знать. Но что делать, если у нас только человек с именем может пробить себе дорогу!
Велев проводить князя к себе в кабинет, Михаил Михайлович спешно переменил старый турецкий халат на богатый шлафрок и встретил гостя сидя. Его лета позволяли эту невежливость, но на самом деле хозяину дома доставляло удовольствие оставаться в кресле перед теми, кто был выше него по рождению. Протерев маленькие свиные глазки, он уставился на вошедшего.
— Чем могу служить?
Князь не смутился. Давняя дружба Сперанского с графом Лавалем, тестем Трубецкого, позволяла держаться свободно.
— Михаил Михайлович, — начал Серж. — Вы видите, каково нынче положение. С вашей проницательностью вы не можете не догадываться, что Россия близка к тому часу, который пробил для Франции тридцать лет назад.
Гость сделал паузу, давая Сперанскому возможность ответить. Но тот выжидал.
— Новое революционное правительство будет нуждаться в людях, обладающих опытом и украшенных заслугами перед Отечеством. Если после победы мы предложим вам…
Сперанский вскинул обе руки, заставляя безумца замолчать.
— Сначала одержите победу. Тогда все будут на вашей стороне!
Новгород.
Человек может прожить три минуты без воздуха, три дня без воды и три недели без еды. Вторые сутки арестант не видел лиц своих тюремщиков и начал всерьез беспокоиться, не забыли ли о нем. Подобная перспектива была ужасна. Умереть просто потому, что о тебе не вспомнили по запарке. До того ли сейчас? Еще в детстве Шурка слышал жутковатую историю из времен Бироновщины. Временщик свято верил астрологам. Опасаясь покушения, пригласил к себе колдуна, но был вызван во дворец и схвачен, а несчастный звездочет так и остался запертым на чердаке. Его нашли спустя сорок лет…
Ободряя себя тем, что не астролог и с чертями отродясь дружбы не водил, Бенкендорф таращился в узенькое окошко погреба, забранное частой стальной сеткой от крыс. С улицы дуло — хоть какое разнообразие! Ночью сквозь тревожную дрему узнику почудилось, будто по двору проехали сани. Остановились. С полчаса не двигались. Вокруг ни шума, ни топота слуг. Кто-то, грохая сапогами и покряхтывая, снес багаж. Потом проскрипел снег под старческими подошвами. От напряжения Шурке казалось, что он слышит даже, как шуршит бобровая шуба о чугунную подножку.
— Не извольте беспокоиться! Все будет исполнено…
Возможно, это был запуганный донельзя губернатор. А может, полицмейстер. То, что местное начальство все под каблуком у Змея, Бенкендорф знал давно. Однако отъезд Аракчеева его ободрил. Звук разрезавших снег полозьев — точно бритвой по стеклу. Слабый звон. Стук отворяемых ворот. Скрежет вернувшейся на место задвижки. А дальше — вороний грай по улице и ни одного собачьего взвизга. Хоть бы тявкнул кто!
В отдалении гулко ударил колокол. Полночь. Одинокое эхо в спину Аракчееву вывело узника из оцепенения. Александр Христофорович изо всех сил заколотил ногами в дверь. У него были все основания считать, что в отсутствии Змея градоначальник струсит держать под арестом генерала.
— Откройте! Именем государя! Губернатор Жеребцов! Вы будете отвечать!
Ни звука. Паче чаяния дом молчал. Видно, пустота на престоле рождала у местной администрации род оцепенения, при котором единственной властью для них оставался Аракчеев. Его ослушаться они боялись больше, чем прогневить несуществующего монарха.
— Выпустите меня!!! — Шурка выл, пока не надсадил горло.
Эти люди были поставлены блюсти закон! Без сил Бенкендорф опустился на земляной пол и привалился спиной к двери. Слабое шуршание за ней не сразу привлекло его внимание. Он подумал, что это крысы. Но звук повторился. Причем высоковато для серых разбойниц — на уровне задвижки.
— Ваше скородь…
И ожидать не стоило, что совесть проснулась у губернатора.
— Живы?
Засов лязгнул с оттягом. А потом тяжелую дверь подхватили снизу ладонями, чтобы шла тише, не задевая за порог.
— Кто здесь? — Шурка подался вперед.
— Не скажу.
Голос был немолодой. Бенкендорф рассмотрел в вошедшем усатого фельдфебеля. Графский любимец Яков Протопопов сопровождал в Новгород своего изверга. Да, видать, насмотрелся на ужасы. Не перенес.
— Уходить вам надо. Покуда их сиятельство отсель подался.
— Куда? В поселения?
— В Питер. — Старик помог арестанту подняться. — Тихо. Я выведу.
Узник и сам был способен идти. Значит, Змей укатил в столицу? Неужели склонился на просьбы вдовствующей императрицы? Тогда почему его, Бенкендорфа, оставил здесь?
— Поселенные полки приведены в движение?
— Никак нет.
Оставалось предположить, что Сила Андреевич предпочел своими глазами глянуть на Петербург и уже там решать, чью взять сторону.
— Взаправду говорят, что вы от двора приехали?
Шурка кивнул.
— Так расскажите, расскажите, что тут делается! — Страшно было смотреть, как человек кричит шепотом. — Сто семьдесят пять ударов кнутом! Разве бывают такие наказания? Василий и Прасковья Антоновы на месте померли. Как кровопивицу нашу порешили, так тело в парк выкинули. А их сиятельство приехали и ну допросы чинить. В соборе, когда гроб под землю опускали, граф чуть туда за ней не прыгнул. Вот ведьма! Из могилы людей достала!
Протопопов не повел узника наверх, а по длинной кишке подвала увлек из центральной части дома под левое крыло, занятое службами. Там и отворил низенькую дверь, смотревшую в сторону конюшен. По дороге фельдфебель прихватил с кадки худой козловый тулуп, от которого воняло мочеными яблоками.