Булгаков оторвал грузный зад от кресла и подчеркнуто вежливо поклонился.
— Только то, ваша светлость, что и до Одессы доходят московские толки.
Вяземская вспыхнула.
— Вам пишет дама, о поведении которой вы отзываетесь вольно.
— Вы в чем-то меня упрекаете? — Вера подняла голову и уставилась прямо в темные глаза почт-директора.
— Я — нет, — вкрадчиво произнес Булгаков. — Но согласитесь, у женщины, на чье попечение вы перед отъездом оставили детей, есть такое право.
— Вы хотите сказать, что я мать-кукушка! — Княгиня откинулась в кресле и залилась таким беспечным смехом, что гость диву дался, как это некоторым людям все сходит с рук. — Граф фактически выгнал меня. Я не успела толком собрать вещи!
— Полноте, — оборвал ее Александр Яковлевич. — Его сиятельство описал мне подробности вашего выезда из Одессы. Они таковы, что лучше им никогда не быть оглашенными в свете.
Вера встала. Несколько мгновений она держалась за спинку кресла, потом прошлась от окна к столу.
— И вы говорите это матери, которая недавно потеряла ребенка? — На этот раз ее голос звучал глухо.
Булгаков знал о несчастье. Никакие воды, никакие солнечные ванны не помогли Николеньке. Вскоре после возвращения с юга сын Вяземских умер. Петр Андреевич впал в нервную горячку. Вера не покидала мужа. А когда он пошел на поправку, упала сама. Пережитое дало себя знать, из резвой веселушки княгиня превратилась в даму с нервами.
— Тем более стыдно, сударыня, — чуть мягче сказал гость. — Ведь вы опозорили женщину, которая вам помогала. Я знаю, что с Колей занимался графский доктор.
— Ах, какое это теперь имеет значение? — отрывисто бросила Вера. — Его нет. Все бессмысленно. Быть может, если бы мне не пришлось уезжать впопыхах… Если бы детей не собирали слуги… Я бы досмотрела! — В ее глазах сверкнула злость. — И в этом тоже виноват ваш граф!
Булгаков отступил на шаг.
— Бог мой, мадам, как вы несправедливы!
— Я? Я несправедлива? — Вера ударила себя кулачками в грудь. — Мне все равно, что вы скажете о моей попытке помочь Пушкину бежать. Теперь это сделает меня героиней! Идите, — ее рука указала на дверь. — И помните, что я не смолкну, пока окончательно не втопчу этого человека в грязь. Он ответит за Сверчка. Он ответит за Николеньку. Он ответит за доносы императору!
Последние слова она выкрикнула так громко, что из кабинета прибежал Вяземский.
— Вера, Вера, что с тобой? — Князь подхватил жену, усадил ее на диван, бросился к графину. — Что вы наделали, черт возьми! — рявкнул он на Булгакова. — Разве не видите, в каком она состоянии?
Александр Яковлевич попятился. «Эта женщина безумна!» — стучало у него в голове.
Кишинев.
Граф вскрыл письмо за гербовой печатью, пробежал глазами и повернулся к Вигелю.
— Вы знаете, где находится дом госпожи Полихрони?
Советник недоуменно кивнул. Семейство покойного логофета пользовалось в Кишиневе дурной славой, и порядочные люди поминали его не иначе как шепотом.
— Цесаревич Константин Павлович поручает вдову и сироту моим заботам, — пояснил Воронцов. — Мадемуазель Калипсо написала великому князю, прося помощи и напоминая об услугах, оказанных ее отцом России.
Филипп Филиппович вздохнул.
— Должен сообщить, что сии люди не уважаемы в здешнем обществе. Ваш визит к ним произведет неблагоприятное впечатление.
Михаил Семенович помахал перед носом у чиновника письмом.
— Христос общался с блудницами и мытарями, а генерал-губернатору зазорно?
Пришлось повиноваться. Вигель взял трость и шляпу. Ему не доставляло ни малейшего удовольствия тащиться в нижнюю часть города, на берег вонючего Быка. Два дня назад там начались работы по расчистке русла, и омерзительный запах поднялся пуще прежнего.
— Вы мне можете объяснить, как люди эту же воду и пили?
Наместник шагал под уклон с Инзовой горы. Пухленький, коротконогий спутник едва поспевал за ним. Беднота, получив казенную работу, была рада. Но владельцы двух мельниц в излучине уже выставили городу счет.
— Думаю, когда землю очистят от костей и разровняют, разбить здесь огороды и раздать несостоятельным жителям.
Граф за минуту порождал десяток проектов, тут же отсеивал большую часть и цеплялся за самый исполнимый. Переустройство Бессарабии кипело у него в голове. Он даже чувствовал себя слегка развеявшимся. Не то что в Одессе, где каждая комната, каждая вещь напоминали о ссоре с Лизой. Михаил погнал от себя черные мысли. Если бы местное боярство знало причину бурной деятельности генерал-губернатора, оно бы крепко призадумалось о его рассудке. Где это видано, реформировать край, потому что от тебя сбежала жена?
И тем не менее. Был введен единый подушный налог — десять рублей ассигнациями. Вышел запрет на хождение любых денег, кроме русских. Привезенные графом землемеры межевали Бессарабию на версты и ставили полосатые столбы. Готовилась ревизия жителей…
Нищий домик, возле которого остановились спутники, по окна врос в землю. Горшки на плетне, лошадиный череп у калитки. Нестерпимая вонь от воды. Граф прикрыл рот платком, потом продышался и вошел за ворота. Молодая девка жгла траву и листья, дымом отгоняя мерзкий запах. Босая, в полотняной рубахе, чумазая, как все тут. Воронцов даже удивился: а пишет по-французски не без изящества. К посланию великого князя был приложен листок с ее просьбой.
— Мадемуазель Калипсо?
Девка воззрилась на него с недоверием. Прищурилась. Потом рассмеялась.
— Вы генерал-губернатор? И сюда пожаловали?
Михаил Семенович поклонился.
— Проходите в дом. — Она сделала радушный жест. — Хотя там… еще хуже.
— Мне в любом случае надо повидать вашу матушку.
Дверь открылась. На свет божий выползло дряхлое создание. Ведьминские космы, крючковатый нос. А когда-то она была точная копия дочери, догадался граф. Что делает с людьми время! Карга уставилась на него немигающими белыми глазами. Изумление мелькнуло на ее посеченном морщинами лице. Точно она узнала этого человека, хотя никогда не видела.
— Его высочество цесаревич Константин Павлович получил прошение вашей дочери, мадам, — сказал наместник, с трудом соображая, должен ли целовать ей руку. Некогда эти люди принадлежали к верхам греческого общества, теперь… — Заслуги вашего мужа и его прежнее положение позволяет вам просить пенсион. Я подписал приказ о назначении вам ренты. Выплачиваться она будет в канцелярии Кишиневского градоначальства. Вот бумаги. — Граф достал документы и протянул их Калипсо, потому что старуха вряд ли вообще что-то понимала.
Девушка вцепилась в пакет, как коршун в падаль.
— Добрый господин! — воскликнула она. — Двести рублей ассигнациями! Мама! Мы сможем снять домик на горке!