— Ой, смотри! — простонала она, и я увидела двух матросов, которые двигались вдоль ряда в нашу сторону. Они уже почти добрались до свободных сидений, когда мама и бабушка подоспели к этому ряду с другого конца, и бабушка громко сказала:
— А ну-ка отстаньте от этих девочек!
Но тут свои места покинули еще два зрителя через несколько рядов от нас, и маме с бабушкой пришлось сесть там.
Дороти сдвинулась на край своего сиденья ближе ко мне, по-прежнему сжимая мою руку.
— Что они делают? — шепотом спросила я.
— Пока просто сидят, — прошептала Дороти. — Что делать?
Я осторожно наклонилась вперед, взглянула в ту сторону и сказала:
— Не обращай внимания. Может, посидят немного и уйдут.
— Тебе хорошо говорить, — возразила Дороти трагическим голосом. — Они ведь сидят не с тобой рядом.
— Но и недалеко от меня, всего лишь через твое место.
— А теперь они что делают? — спросила Дороти, не решаясь повернуть голову.
Я снова наклонилась вперед.
— Смотрят на экран.
— Я этого не вынесу, — всхлипнула Дороти. — Хочу домой.
Охваченные внезапной паникой, мы вскочили и ринулись к выходу. По счастью, мама и бабушка вовремя нас заметили и перехватили в дверях зала.
— Что они вам говорили? — допытывалась бабушка. — Я немедленно пожалуюсь билетеру.
А мама сказала, что, если Дороти успокоится и перестанет трястись, мы зайдем в соседний кафетерий и она угостит нас горячим шоколадом. В кафетерии мы почувствовали себя лучше и попросили вместо горячего шоколада фруктовый пломбир. Но только было Дороти слегка приободрилась, как в кафетерий, шумно распахнув дверь, вошли два матроса. Сумасшедшим прыжком Дороти мгновенно перелетела за спинку бабушкиного стула, съежилась и пропищала:
— Не отдавайте меня им!
— Эти двое шли за нами следом, — сказала мама звенящим от волнения голосом.
Бабушка повернулась и обняла Дороти.
— Бедное дитя, — сказала она, — с нами ты в полной безопасности.
Тем вечером Дороти уложили спать в моей комнате. Мой брат был послан к ее маме с сообщением, что Дороти переночует у нас и что ей купили серое твидовое пальто «в елочку», удобное и практичное, с теплой подкладкой. Дороти проносила его до следующей весны.
Маргарет Джексон, вдовица, проживающая в местечке Поллокшоуз, будучи обвинена в сношениях с нечистой силой, перед лицом правосудия заявила… что лет сорок назад, собирая в лесу хворост, она встретила Черного человека и отдалась в его волю всецело, душою и телом, и отреклась от Святой церкви, и этот Черный человек назвался именем Локас. А нынешнего января числа третьего или четвертого, в ночную пору, она пробудилась оттого, что в постели с ней был мужчина, которого она спросонья приняла за своего супруга, хотя супруг ее уже лет двадцать как преставился; а вскорости этот мужчина исчез без следа. И она заявила перед судом, что этим исчезнувшим мужчиной был сам Дьявол.
Джозеф Гленвилл.
«Sadducismus Triumphatus»
Доктор казался человеком солидным и компетентным. Его вид благотворно подействовал на миссис Арнольд, и та немного успокоилась. Прикуривая сигарету от протянутой им зажигалки, она догадалась, что доктор заметил нервную дрожь ее рук, и виновато улыбнулась, но доктор оставался невозмутим.
— Я вижу, вы чем-то расстроены, — сказал он серьезно.
— Да, ужасно расстроена, — призналась миссис Арнольд, стараясь говорить неторопливо и внятно. — И это одна из причин, почему я обратилась к вам, а не к доктору Мерфи, нашему семейному врачу.
Доктор слегка нахмурился.
— Это все из-за моего мужа, — продолжила миссис Арнольд. — Я не хочу, чтобы он узнал о моих страхах, а доктор Мерфи, скорее всего, счел бы нужным поставить его в известность.
Доктор кивнул, но воздержался от комментариев, и миссис Арнольд отметила это про себя.
— И что же вас, собственно, беспокоит?
Миссис Арнольд сделала глубокий вдох.
— Скажите, доктор, как человек может определить, что он сходит с ума?
Доктор вскинул глаза.
— Понимаю, это звучит глупо. Я бы хотела выразиться иначе, не сгущая краски, но мне трудно подобрать подходящие слова.
— Природа безумия гораздо сложнее, чем вы полагаете, — сказал доктор.
— Я знаю о сложности безумия, — сказала миссис Арнольд. — И это, возможно, единственное, что я действительно знаю. Однако речь не только о безумии.
— Простите, я не совсем вас понимаю.
— В этом-то и проблема, доктор, в непонимании.
Миссис Арнольд откинулась на спинку стула, вытянула свои перчатки из-под лежавшей на коленях сумочки и положила их сверху, но через несколько секунд снова убрала перчатки под сумочку.
— Давайте начнем по порядку, — предложил доктор.
Миссис Арнольд вздохнула.
— Такое ощущение, что все вокруг это понимают, а вот я никак не могу понять. — Она подалась вперед, сопровождая свою речь бурной жестикуляцией. — Я не понимаю, как живут другие люди. Раньше все было просто. Когда я была маленькой, я жила в мире, где рядом со мной жили другие люди, и мы были вместе, и все шло своим чередом, без тревог и суеты. — Она взглянула на доктора, который снова начал хмуриться, и продолжила чуть громче: — Возьмем такой пример. Вчера утром мой муж по дороге на службу остановился у газетного лотка, чтобы купить свежую газету. Он всегда покупает «Таймс», и всегда у одного и того же газетчика, но вчера тот не оставил «Таймс» для моего мужа. И когда муж вернулся домой к ужину, он заявил, что рыба подгорела, а десерт слишком сладкий, и остаток вечера просидел в кресле, разговаривая сам с собой.
— Он мог бы купить газету в другом месте, — сказал доктор. — В деловом центре утренние газеты обычно продают позднее, чем в других районах.
— Не в этом суть, — медленно и отчетливо произнесла миссис Арнольд. — Наверно, мне стоит повторить все сначала. Когда я была маленькой девочкой… — Тут она запнулась. — А вот скажите мне, существовали в ту пору такие понятия, как «психосоматическая медицина»? Или «транснациональные картели»? Или «бюрократическая централизация»?
— Однако… — начал доктор.
— И что эти слова вообще означают? — не унималась миссис Арнольд.
— В период международного кризиса, — мягко сказал доктор, — когда налицо стремительное разрушение культурного менталитета…
— Международный кризис… — повторила миссис Арнольд. — Менталитет… — И вдруг беззвучно расплакалась. — Он сказал, что тот газетчик не имел права оставить его без номера «Таймс». — Уже на грани истерики, она судорожно искала в кармане носовой платок. — И потом он еще долго говорил о социальном планировании на местном уровне, о добавочном налоге на чистую прибыль, о геополитических концепциях и о дефляционной инфляции.