Мак глянул через плечо.
— С доктором Ашером знакомы? Очень умен, но со странностями, знаете ли. Возможно, это обусловлено ограниченным кругом общения. В отличие от других психиатров он работает только с одним пациентом.
— С кем же?
— Извините, но это тайна. Большой секрет.
— Я просто обожаю тайны, — проговорила Кори. — Так вы знаете пациента Ашера?
— Настоящего имени этого парня не знаю. Но встречаться доводилось.
Доктор Ашер снова взглянул на нее. Потом проследовал вместе с медсестрой в кабинет.
— Расскажите мне о нем! Он здесь, в комнате отдыха?
— Вы что же, не слышали, что эта тайна и говорить о нем запрещено? — Мак улыбнулся и пожал ей руку. — Приятно было познакомиться. Желаю весело провести каникулы.
Шоу отошел на несколько шагов, затем остановился. Обернулся, взглянул прямо в ее сверкающие синие глаза.
— Кори Кэссиди, верно? А сколько вам лет?
— Двадцать два, — ответила она и провела пальцами по коротко стриженным светлым волосам.
— И у вас шизофрения?
— Так они говорят.
— Хороший ответ. — Мак огляделся по сторонам. — И вот что еще. В отличие от всех остальных в этой комнате только с вами было приятно поговорить. Мы говорили и общались, как двое нормальных людей.
«О, боже, — подумала она. — Он все понял!»
— Когда-нибудь слышали о Нелли Блай? — спросил Мак.
Кори отрицательно покачала головой.
— Была такая девушка репортер в 1880-х. В те времена в психиатрических лечебницах с людьми обращались, как с животными. И вот Нелли Блай решила разведать обстановку и, притворившись больной, проникла в сумасшедший дом «Блэквелл Айленд», что в Нью-Йорк-Сити. Потом главный редактор вытащил ее оттуда, и она опубликовала книгу «Десять дней в сумасшедшем доме».
— Зачем вы говорите мне все это, Мак? Решили, что я журналистка?
— А разве нет?
— Никакая я не журналистка. Честное слово, клянусь.
— Честью скаута?
— Никогда не была девчонкой-скаутом.
— Даже в «Браунис» [9] не состояли?
— Никогда. Мне жутко не идет коричневый цвет. [10]
Он шутливо погрозил ей пальцем.
— Теперь, девушка, глаз с тебя не спущу. Слышишь?
Она нервно усмехнулась. Он подошел слишком близко. Почти узнал правду.
Минут через пятнадцать Кори вновь увидела Мака Шоу, он делал обход. Зашел в комнату отдыха и направился прямо к ней. Она закрыла дневник. Приятный парень. Атлетически сложен, а выглядит ласковым и игривым, точно котенок, которого вовсе не хочется от себя гнать.
— Привет, Кори. — Он оглядел выдержанную в розовых тонах комнату отдыха. — Помнишь, я говорил, что доктор Ашер ведет только одного пациента?
Она изогнула светлую бровь.
— Вроде бы это был большой секрет?
— М-м-м. Расскажешь мне свой секрет, и я, так и быть, поделюсь секретом доктора Ашера.
— Лично у меня нет никаких секретов.
— Еще как есть! Ведь ты никакая не сумасшедшая. Почему ты здесь?
— Давай договоримся так. — Она снова затеребила короткие светлые волосы. — Я рассказываю тебе, почему оказалась здесь, ты говоришь мне о пациенте Ашера. Идет?
— Предлагаю вариант получше, — произнес Шоу. — Я покажу тебе этого пациента. Пошли. Нам надо поговорить.
Мак отвел ее в самый тихий уголок комнаты для отдыха. Кори уселась на старенький диван, подобрала ноги.
Шоу придвинул кресло, уселся в него задом наперед, обнял сильными руками спинку.
Он снова заметил, как она теребит короткие пряди над ухом:
— Всегда ходила с длинными волосами, я прав?
— Да, до самого прошлого вторника. — Она выразительно взмахнула рукой. — Обкорнала сразу дюймов на тринадцать. Голове сразу стало легче, — Кори опустила глаза и добавила: — Мама у меня умерла от лейкемии. И в память о ней я пожертвовала свой конский хвост благотворительной организации «Локоны и любовь». Они делают парики для детишек, облысевших после сеансов химиотерапии.
— Что ж, очень мило с твоей стороны. — Мак опустил подбородок на скрещенные руки. — Ты первая, Кори. Давай, выкладывай свой секрет.
— Ладно, так и быть. Я учусь на первом курсе университета Джона Хопкинса. Хочу стать психологом. Или, по крайней мере, неделю назад хотела.
— А теперь передумала? Увидев, как у нас все здесь, да?
— Не знаю, — ответила она и принялась пристально разглядывать свои ногти с французским маникюром. — Возможно, — девушка вздохнула. — Этой осенью курс по психологии у нас стал читать один профессор. Джой Берта.
Мак кивнул:
— Знаю. Пересекались пару раз. Хороший парень.
— Но к чему запирать в психушках здоровых людей?
— Посмотреть, способны ли врачи отличить действительно больного человека от псевдопациента. Заметь, ни одному из штатных сотрудников и в голову не пришло, что к ним поступили совершенно нормальные люди. Просто это клеймо, шизофрения, оно словно всех ослепило. Ну, вернее, почти всех. Реальные шизофреники сразу определили, что эти люди здоровы. Вот ирония судьбы, верно? — Кори рассмеялась. — Подходит один парень и спрашивает: «Ты почему здесь? Ведь ты не сумасшедший!» А еще один настоящий пациент сразу понял, что здесь проводится эксперимент.
Мак усмехнулся.
— Так и слышу, как этот псевдобольной отвечает: «Да, не сумасшедший, но только никому не говори!»
— Вот именно. Исследования Розена привели сообщество психиатров в полное смятение. Ему удалось доказать, что контекст ментальных симптомов впечатляет больше, нежели сами эти симптомы.
— Да, но это было в семьдесят третьем. Считаешь, что такое может случиться и сегодня?
— Как раз это и собирается выяснить Берта. Поместил меня и еще семерых псевдобольных по разным психиатрическим клиникам. Хотя, в какую именно пойти, мы выбирали сами. Я выбрала эту.
Глаза его сузились:
— Ты пробыла здесь пять дней. Каков вердикт?
— Несмотря на то что вела я себя совершенно нормально, обращались со мной, как с душевнобольной. Вплоть до сегодняшнего дня.
— Когда-нибудь слышал о Саймоне Гутри?
— Конечно, — усмехнулся Мак. — Знаменитый на весь мир психиатр. И его портрет украшает наш вестибюль. Потому как он основал эту клинику.