Куда сильнее я тревожился за Марию. Все-таки совершенно одну ее оставил – посреди леса, зимой, беспомощную и беззащитную. Она и так-то, похоже, не слишком приспособленный к жизни человек, а тут обстоятельства экстремальные. Если со мной что-нибудь случится – пройдет ли она десять миль по лесу? А если к ней заявятся эти самые охотники Корпорации? Черт, даже думать об этом не хочется. Что тут думать, если изменить вот прямо сейчас я ничего не могу, только надеяться. Но мысли не оставляли.
Конечно, убить-то ее не убьют, женщина сегодня – слишком ценный товар. Но ведь они могут ее покалечить, надругаться… использовать как донора. От последнего варианта мороз шел по коже. Один-то раз я ее вытащил, а сейчас? Успею ли? Единственная надежда на то, что Мария для них слишком ценна в качестве приманки. Но это – для Корпорации. А если туда забредут какие-нибудь «дикие» охотники?
Да ну, это я уже фантазирую, откуда в этой глуши взяться диким охотникам? Откровенно говоря, и Корпорации вычислить ту сторожку будет непросто. Если только…
Проклятье!
Наверняка ведь Ройзельман знает о месте, где любили отдыхать мой отец и моя мама! В те времена они еще общались. Как же я не сообразил сразу, когда читал дневник?!
Остается только надеяться, что и он не сразу об этом вспомнит. Но ведь может! Выходит, я сам затащил Марию в ловушку!
Позвонить и сказать, чтобы немедленно оттуда уходила?
Но машина как раз подкатила к усадьбе, и я решил, что сперва переговорю с Алексом.
Расплачиваясь, я некстати подумал, что совсем, кажется, недавно подвозил сюда Феликса… Эх!
Район выглядел странно пустым. Я уже собирался звонить в калитку, когда ко мне подошел пожилой мужчина в куртке поверх сутаны и довольно неприветливо поинтересовался:
– Молодой человек, что вам угодно?
– Мне нужно видеть Алекса. То есть профессора Кмоторовича, – поспешно поправился я.
– По какому вопросу? – он глядел на меня настороженно.
– А вы сам-то, собственно, кто? – не менее настороженно поинтересовался я.
– Александр Расин, к вашим услугам.
И как я сразу не узнал его? Это же наш епископ!
– Алексу плохо? – Я где-то читал, что, когда человеку плохо, к нему вызывают священника. Кажется.
– Я живу у профессора Кмоторовича, – сухо сообщил он, – Хотя вас это совершенно не касается. И будьте любезны, представьтесь наконец!
– Макс, – сказал я. – То есть…
Но он меня перебил:
– Что с Марией?
Значит, Феликс все рассказал Алексу, быстро сообразил я, а раз епископ тоже в курсе – ему можно доверять.
– Она в одном уединенном месте, далеко отсюда, – сказал я. – Я хотел рассказать Алексу, что за всем происходящим стоит Ройзельман.
– Мы знаем, – кивнул священник. – И Алекс даже догадался, – он испытующе взглянул мне в глаза, и, вероятно, удовлетворенный результатом (что он, интересно, там увидел?), продолжил, – каким именно образом он добился всего того, что сейчас происходит. Хвала Всевышнему, Алекс сейчас в безопасном месте и усиленно работает. А вам лучше вернуться к Марии. Я скажу вам, где находится Алекс и его лаборатория. Вам нужно будет отправить Марию туда. Запоминайте…
И тут у него зазвонил телефон.
– Слушаю, – сказал он, принимая звонок. – Да, Феликс.
Я обрадовался, услышав имя друга. Значит, он в порядке и действует.
– Кого? – с некоторым удивлением спросил епископ в трубку. – Так, понимаю. Феликс, тут Макс. Мы сейчас подъедем. Ждите там и скажите Ольге, что я разрешил. Если будет сомневаться, пусть перезвонит мне. Из храма носа не высовывать!
Он повернулся ко мне:
– Нам надо срочно поехать в собор. Там Феликс и Рита. У Риты проблемы. Да и у Феликса тоже. Уладим все это, а потом вы с Феликсом отправитесь за Марией.
И мы пошли ловить такси.
23.12.2042.
Сторожка лесного участка 11-083. Мария
Страшно.
Совершенно одна, в каком-то Богом забытом месте. Моя сестра – в больнице после аварии, и аварию эту наверняка подстроили. Значит, Рита все еще в опасности, в покое ее не оставят. А ведь кроме нее у меня никого нет. Почти никого. На этом мрачном фоне как-то уже совсем неважно, что за мной самой охотятся, и не просто какие-то охотники за головами, а сама почти что всемогущая Корпорация, к которой даже сверхдержавы ходят на поклон, выклянчивая квоты на АР.
Какая странная все-таки штука – власть. Какая-то ортопедическая фирма теперь стала решать судьбы целых народов, целых рас. И это тот самый Фишер, который начинал с кустарной протезной мастерской! Я знала, что Китаю, Индии, странам Африки и Латинской Америки Фишер выделяет АР с большой неохотой. И те вынуждены смиренно вымаливать «еще немного», а потом «еще немного». Его Всемогущество Господин Фишер! А за его спиной маячит зловещая фигура Ройзельмана, вероятно, считающего себя живым богом на Земле.
Чудовищно. Но еще чудовищнее и невероятнее – как стремительно человечество смирилось с подобным сумасшествием. Как будто так и надо. Женщины не просто жертвуют собой, они делают это с такой охотой, как будто все в их головах перевернулось. Да. Все перевернулось в этом мире.
Мысли немного отвлекали меня, но я все равно каждые десять-пятнадцать минут вставала, чтобы посмотреть в каждое из четырех окошек. Двери плотно заперты на засов, и входные, и внутренние. На столе – ружье, которого я тоже побаиваюсь, и похожий на игрушечный пистолет тазер. Макс показал мне, как стрелять из того и из другого, но я не уверена, что смогу это сделать, если возникнет такая необходимость. Боюсь, у меня от страха просто затрясутся руки. Я все-таки ужасная трусиха. А тут, в довершение ко всем моим страхам, над окружавшим домик лесом начал кружиться ворон. Круг, другой. Потом тяжело садился на одну из вершин (они качались от ветра, но ворону было все равно, а может, и нравилось), отдыхал, озираясь по сторонам, потом перелетал на другое дерево – и все это молча, без обычного своего зловещего карканья и скрежета. Мне почему-то казалось, что он прилетел за мной из города, где я частенько его видела. Я пыталась себя убеждать, что это глупости, что ничего особенного в этой птице нет, самый обычный лесной ворон. Он просто живет здесь, и ему нет никакого дела до сторожки. И все равно боялась.
Господи, куда деться, как избавиться от этого вечного страха?
Относительно безопасно я чувствовала себя только рядом с Ритой. И, как ни странно, с Максом. У нас с Ритой не было старшего брата, но сейчас мне захотелось (вот о чем я думаю, когда вокруг – смертельная опасность?), чтобы был. Макс как раз такой, какими бывают старшие братья в книжках, – надежный, вроде бы думает все время о чем-то своем, но как раз в тот момент, когда нужно, как это сказать, подставляет плечо. Заботится. Он за эти дни рассказал мне о себе и даже прочел кое-что из дневников его мамы. Он, кажется, переживает, что оказался не таким, как другие люди, но я-то вижу, что его страхи бессмысленны. Он не просто хороший человек, он намного лучше многих из тех, кого родили естественным образом. Многие из них прошли бы мимо девушки, которую увозят из больницы, не вмешиваясь. Кто-то просто не обратил бы внимания (мало ли кого и куда могут из больницы везти, раз везут, значит, положено – так думает большинство людей), кто-то попросту побоялся бы встревать. А Макс и заметил, и понял, и вмешался. Так что в его человечности у меня никаких сомнений нет.