– Я согласилась.
Макс побледнел, его глаза лихорадочно блестели.
– Компактных аппаратов еще не было. И это длилось шесть месяцев. Больно. Мучительно. Жесткая фиксация. Эксперимент. Материал для эксперимента Ройзельмана…
В моей голове словно разорвалась граната. Все опять подернулось туманом, перед глазами поплыли радужные круги. Я застонала.
– Мама! – Макс схватил меня за руку. – Мама, не умирай, не надо!
– Ты – первый в проекте «Дети-R», – прошептала я, едва ворочая языком. Даже просто думать было больно, больнее, чем сунуть руку в пламя, больнее, чем терять конечность в первой версии ройзельмановской душегубки. – Но ты мой сын. Не верь им, Макс. Не верь.
Внезапно свет начал меркнуть, а боль отступать. Это было даже приятно. Должно быть, я улыбнулась, если кровоизлияние еще не убило во мне эту способность. Сил хватило только на одно последнее слово – люблю. Надеюсь, Макс услышал.
А потом свет погас окончательно.
15.12.2042. Город.
ЖК «Европа». Мария
Они мне сразу не понравились.
Такую гротескную парочку было еще поискать, классические нувориши образца девяностых годов прошлого века. Я таких только в старом кино видела. Мужчина – толстенький коротышка, не выше меня. Классический костюм, вероятно, от хорошего кутюрье шел ему примерно так же, как корове седло. Его легче было представить в спортивном костюме «адидас» (хотя ничего спортивного в его фигуре и близко не было), а то и в вытянутых трениках и майке-«алкоголичке». Толстые, вроде сарделек, пальцы топырились, словно для демонстрации: на левом безымянном красовалась массивная печатка, на правом – не менее толстая обручалка. Шею обвивала классическая золотая цепь, тоже в палец толщиной. Голова была бритая, зато на мясистом подбородке топорщилась двухдневная седая щетина. Сходство с нахрапистым, прущим напролом кабаном довершали маленькие, хитро-злобные глазки.
Спутница была ему под стать. Анекдотический персонаж. Надутые силиконом губы, неимоверно увеличенная с помощью того же материала грудь, претенциозный кислотно-розовый прикид, изобилующий блесками, пайетками и стразиками, пара кило косметики и килограммов пять всевозможной ювелирки превращали некогда, наверное, миловидную женщину в какую-то жестокую карикатуру на женский пол вообще.
– Проходите, садитесь. – Мужчина старался быть вежливым, но было видно, что в глубине души он испытывает презрение, и оставалось только гадать – не то ко мне лично, в связи с моей незавидной участью, не то вообще ко всем, не удостоенным войти в его круг. – Кофе будете?
Надо же, какой политес. Я помотала головой, отказываясь.
Дама обошлась без политеса.
– Я надеюсь, вы здоровы? – спросила она, слегка растягивая слова и бесцеремонно рассматривая меня как не очень нужную, к тому же сомнительного качества вещь, которую ей пытаются всучить. А что, собственно, церемониться? Это ведь как на рынке – вы нам товар, мы вам деньги. – Не наркоманка, не алкоголичка?
При этом сама она потягивала из бокала какую-то радужную муть, от которой несло спиртом так, что даже я это почувствовала. Что «эта» будет с ребенком делать? Впрочем, ясно что. Нянек наймет. Они же – «выжжжший класс», а остальные (я, няньки, шоферы и так далее) – обслуга. Что-то я злая, почти как Ритка бывает. Впрочем, немудрено, ситуация не так чтоб радостная. А уж персонажи и того хлеще.
Вслух я, однако, поспешно заверила:
– Нет, что вы. Я совершенно здорова.
– А чего тогда соглашаешься на такое? – Она решительно перешла на «ты». – Нищета достала, да?
– Нет. – Во мне крепло возмущение. Больше всего сейчас мне хотелось развернуться и уйти. Да еще и хлопнуть дверью, но – Рита, Рита! – У меня попал в аварию дорогой человек, и…
– …и нету бабок заплатить за операцию, – презрительно закончила она. – Потому что откладывать надо заранее на такие случаи.
С этим трудно было не согласиться. Вот только откладывать пришлось бы лет двести примерно.
– Короче, детка, условия просты. – «Кабан» тоже решил не церемониться и перешел на «ты». – Мы забашляем твоей сеструхе на лечение. Сумму мне доктор назвал. Ничего себе сумма… Хороший кусок придется отстегнуть. Короче, мы вам бабки, а ты отдаешь нам ребенка из своей руки. Отказ от него сейчас напишешь здесь же. Оплата по факту – как только тебе наденут аппарат, баблос капнет на счет клиники, и все в шоколаде. О’кей?
Я подавленно кивнула.
– Ща, только мой нотариус подъедет. Хочешь выпить?
Я отрицательно покачала головой.
– А пожрать чего-нибудь?
– Спасибо, не надо.
– Ну, как скажешь. – Он налил себе чего-то из тяжелого графина, выпил и зачавкал сразу тремя ломтями семги, цапнутой со стоящего на угловом столе закусочного блюда.
Подъехавший вскоре нотариус походил скорее на какого-нибудь вышибалу из второсортного бара. От моего клиента его отличал только высокий рост и ширина плеч, так что он напоминал не кабана, а скорее быка. Ну ладно, для целого быка он все-таки, пожалуй, не дорос, так что смахивал он на бычка.
– Ну че, на мази дело? – спросил мой клиент, когда этот персонаж вошел в гостиную, чуть пригнувшись, чтобы не задеть притолоку из красного дерева (сама гостиная была выполнена в модном и, на мой взгляд, совершенно неуютном стиле мини-модерн). – Обе малявы притаранил, чувырла?
– Я че, похож на лоха? – ответил Бычок. – Я-то притаранил. Но ты, Порох, ваще что ли рамсы попутал, сразу на три разводить!
– Не вякай мне тут, – одернул его Порох-Кабан. – Твое дело малое, доставай гроссбух и работай.
Следующие полчаса прошли как-то нервно. Мне казалось, что я участвую в съемках какого-то дурного фильма, с гротескными персонажами среди аляповатых декораций. Очень хотелось убежать. Очень хотелось, но Рита, Рита…
Незадолго до момента подписания бумаг (я успела уже ознакомиться с текстом договора и ждала, пока Бычок сделает какие-то записи в своих книгах) Пороху позвонили.
– Алё! – рявкнул он. – А, доктор… Ну, и чё там за ботва?
Потом его лицо стало серьезнее, и я внутренне напряглась, ожидая чего-то нехорошего:
– Хреново, говоришь? Ну, мы почти закончили. Не, я понимаю, что за базар? Мне тоже – чем быстрее, тем интереснее. Ну, бывай. Так, народ, – сказал он, кладя трубку, – надо ускориться. Там в больнице какие-то осложнения, надо, шобы все было по-быстрому. Лепила пришлет за тобой, – он остро взглянул на меня, – реанимобиль. Готовиться начнешь прямо в машине. Так сказать, с корабля на бал, усваиваешь? Это все ништяк. Сестренку сразу же поволокут в операционную, сечешь?
Мне было страшно. А если мы не успеем? Если Рита не доживет до того, как мне поставят аппарат? Что тогда делать?
Содрогаясь от этой ужасной мысли, я быстро подписала все бумаги там, где мне указывал нотариус. Он заверил договор печатями, и не успел он еще поставить последнюю печать, как в домофон требовательно позвонили – подъехал реанимобиль.