Только лицо осталось нетронутым. Губы полностью утратили цвет, и самый большой, самый темный разрез в центре груди казался небольшим черным ртом, изумленно приоткрытым. Может, эта рана и убила ее. Несколько других тоже легко могли справиться с этим делом. Но на ней не было крови. Вообще-то единственной отметиной на теле кроме ран был след покрышки в том месте, где «Бронко» переехал ее живот – ясно видная колея.
Первой мыслью Итана было, что нужно сообщить в полицию.
Следующей: «Ты и есть полиция».
Ходили разговоры насчет того, что ему нужно нанять одного-двух помощников, но это пока оставалось лишь разговорами.
Итан сел на дорогу. Шок после аварии начал проходить, и ему становилось все холоднее.
Спустя некоторое время он встал. Нельзя было просто взять и оставить ее здесь, даже на пару часов. Итан поднял женщину на руки и понес с дороги в лес. Она не была такой уж холодной, как можно было подумать. Даже все еще теплой. Бескровная и теплая – странная комбинация.
Отойдя в лес на двадцать шагов, он нашел купу невысоких дубов, нырнул под ветви и осторожно положил ее на подстилку из сухих листьев. Сейчас больше некуда было ее девать, но Итан чувствовал, что просто оставить ее здесь будет неправильным. Он сложил ее руки на животе, потянулся к верхней пуговице своей рубашки и обнаружил, что руки все еще дрожат. Рывком распахнув рубашку, он снял ее и укрыл женщину.
Сказал:
– Я вернусь за тобой, обещаю.
Потом пошел к дороге. На мгновение ему подумалось – не поставить ли «Бронко» на нейтралку и не скатить ли машину на обочину. Но непохоже было, чтобы кто-нибудь приехал сюда в ближайшие несколько часов. Молочная ферма не будет развозить молоко до завтра, до позднего утра. К этому времени он успеет все здесь прибрать.
Итан пешком двинулся к городу.
Огни домов Сосен мерцали в долине впереди.
Так мирно.
Так обманчиво идеально-мирно.
* * *
Когда Итан вошел в свой дом, рассвет был уже у горизонта.
Он принял самую горячую ванну, какую только смог выдержать, в ванне на львиных лапах на втором этаже. Вымыл лицо. Соскреб кровь. Тепло притупило ноющую боль во всем теле и пульсирующую боль в глазах.
* * *
В небе забрезжил свет, когда Итан забрался в постель.
Простыни были прохладными, а его жена – теплой.
К этому времени Бёрку уже следовало бы позвонить Пилчеру. Ему следовало бы позвонить, едва войдя в дом, но он слишком устал, чтобы думать. Ему требовалось поспать хотя бы несколько часов.
– Ты вернулся, – прошептала Тереза.
Итан обхватил ее рукой и притянул ближе.
Ребра слева заныли, когда он сделал глубокий вдох.
– Все в порядке? – спросила жена.
Он подумал о Питере, дымящемся и шипящем после электрического разряда. О мертвой голой женщине, лежащей посреди дороги. О том, что чуть было не погиб, и о том, что понятия не имеет, что все это значит.
– Да, милая, – сказал он, прижавшись к ней теснее. – Я в полном порядке.
Итан открыл глаза и чуть не спрыгнул с матраса.
Пилчер сидел в кресле у изножья его кровати, наблюдая за Бёрком поверх книги в кожаном переплете.
– Где Тереза? – спросил Итан. – Где мой сын?
– Вы в курсе, который сейчас час?
– Где моя семья?
– Ваша жена на работе, как и положено. Бен в школе.
– Какого черта вы делаете в моей спальне? – спросил Итан.
– Уже день. А вы так и не появились на работе.
Итан закрыл глаза, чувствуя сокрушительное давление у основания черепа.
– Ночь была долгой, да? – спросил Пилчер.
Бёрк потянулся за стаканом с водой на прикроватном столике, чувствуя себя хрупким и одеревеневшим. Как будто его разбили на тысячу кусков, а потом склеили как попало.
Он осушил стакан и спросил:
– Вы нашли мою машину?
Пилчер кивнул.
– Как вы сами можете себе представить, мы очень обеспокоились. Рядом с рекламным щитом нет камер, и мы не видели, что произошло. Только последствия.
Проникающий в окно свет резал глаза. Итан прищурился. Потом пристально посмотрел на Пилчера – ему не удавалось разобрать, что за книгу тот держит. Пилчер был в джинсах, белой рубашке, сером вязаном жилете. Одетый в том скромном, непритязательном стиле, которого всегда придерживался в городе, где люди считали его местным психологом. Наверное, сегодня у него и у Пэм прием пациентов.
Итан сказал:
– Я ехал обратно в Сосны после Питера Маккола. Полагаю, вы слышали, что там произошло?
– Пэм коротко ввела меня в курс дела. Такая трагедия…
– Я на мгновение посмотрел на пастбище, а когда снова глянул на дорогу, посреди нее что-то было. Я налетел на это, резко свернул, не сумел выправиться и перевернул «Бронко».
– Машина разбита вдребезги. Вам повезло, что вы остались живы.
– Да.
– Что было на дороге, Итан? Мои люди не нашли ничего, кроме обломков «Бронко».
Итан гадал – действительно ли Пилчер не знает, что там было. Могла ли женщина на дороге быть Скиталицей? Ходили слухи, что существует группа жителей, обнаруживших свои микрочипы и вы́резавших их. Людей, знающих, где расположены камеры и где есть «слепые места». Людей, которые днем держат свои чипы при себе, но время от времени вынимают их и оставляют в постели, чтобы незримо скитаться в ночи. Говорили, что они всегда носят куртки или фуфайки с капюшонами, чтобы прятать лица от камер.
– Меня нервирует, когда я вижу, как вы стараетесь подобрать ответ на простой вопрос, который вообще не требует раздумий, – сказал Пилчер, поднимаясь. – А может, у вас еще не прояснилось в голове после аварии и именно этим объясняется ваше промедление? Почему, когда я смотрю вам в глаза, я вижу, как у вас крутятся шестеренки?
«Он знает. Он испытывает меня. А может, он знает только, что она там была, но не знает, куда я ее положил».
– Итан?
– На дороге лежала женщина.
Пилчер сунул руку в карман. Вытащил фото размером с те, что носят в бумажнике. И поднес его к лицу Итана.
Это была она. Неотретушированный снимок. Улыбающаяся или смеющаяся над чем-то, не замечающая камеры. Полная жизни. Фон был размыт, но, судя по цвету, Итан предполагал, что фото было сделано в общинных садах.
– Это она, – сказал он.
Лицо Пилчера потемнело. Он сунул фотографию обратно в карман.
– Она мертва? – спросил он так, будто в легких у него не осталось воздуха.