– Они у меня уже проверили документы, там, на крыльце, – пояснил тот. – Справка-то в порядке, со свеженькой печатью, но, сама понимаешь, они таких, как я, не больно-то жалуют. Придраться не к чему, но, как увидели эти тысчонки в газетке, чуть душу не вынули. Только тем и отговорился, что это должок, который я должен передать сестричке старого дружка. Святое дело! Не знаю, поверили, нет… вряд ли. Но деньги не отобрали, зато пришли на тебя посмотреть. У тебя в случае чего справка об осво… тьфу ты, у тебя какой-нибудь документ нормальный есть, если проверят?
Лида покачала головой.
Григорий вздохнул:
– Как же можно без документа за пределы лаге… тьфу ты, за пределы дома выходить? Да ладно, отовремся, если что. Выглядишь ты как надо, авось на слово поверят. Денежки-то возьми да прибери.
Лида торопливо схватила сверток и затолкала в сумку. Обрывки газеты упали на пол, и она стала нервно отталкивать их ногой, словно это были какие-то пакостные насекомые.
Григорий с интересом смотрел на носок ее туфельки. Сама туфелька была черная, а носок – беленький, в дырочку.
– Придумают же чего, а? – пробормотал он с восхищением. – Небось настоящая кожа?
– Ну да, – растерянно кивнула Лида.
– Дорого стоят?
– Тысячу двести…
– Ну, это по деньгам, – успокоенно кивнул Григорий. – Приеду, женюсь – есть у меня одна, по переписке познакомились, в Барнауле живет, – а на свадьбу ей такие же туфельки куплю. Трудно достать?
– Нет, вряд ли, – пожала плечами Лида. – По-моему, сейчас белвестовские туфли кругом продаются.
– Какие, говоришь? – Проворные брови Григория взлетели на морщинистый лоб. – Это что ж за страна такая их делает?
– Белоруссия, – пояснила Лида. – Фирма называется «Белвест». Отличная у них обувь и недорогая. И носится хорошо.
– «Белвест», «Белвест», – повторил Григорий и стукнул кулаком по ладони. – Все, запомнил, считай, вколочено!
«Уважаемые пассажиры! Скорый поезд номер сорок пять сообщением Москва – Барнаул прибывает к первой платформе. Стоянка поезда десять минут. Выход на платформу через зал ожидания. Dear passengers!..»
– Ишь ты! – восхитился Григорий. – Никак, по-английски говорит? Все как у людей стало. Слушай, что же мы тут лясы точим стоим, а? Я ж тебе сказать хотел… А ну, отойдем вон туда, где цветы продают. Оттуда через окошко видно будет, как поезд подойдет. Ты пока прочитаешь тут одну бумагу.
Он подхватил с полу потертый вещмешок и вразвалку двинулся к прилавку с цветами.
Лида пошла следом, чувствуя спиной пристальные взгляды «ангелов-хранителей». У нее стало спокойнее на душе, когда она поняла, что за каждым движением этого странного существа, с которым ей пришлось встретиться, следят люди, которые, случись что, немедленно придут на помощь. Хотя, если честно, никакой опасности, исходящей от Григория, она уже не ощущала. Только тревога по-прежнему теснила душу.
– Короче, так, – Григорий сунул руку в карман куртки. – Читай вот это. Потом скажешь, чего думаешь.
Лида развернула невероятно засаленный и потертый листок и вгляделась в изящный, удлиненный почерк – женский почерк!
Здравствуйте, Сергей Николаевич. Возможно, Вы удивитесь, получив это письмо и взглянув на подпись, однако к Вам обращаюсь именно я, Майя Майданская. Наверное, Вам странно и даже страшно слышать это имя, которое для Вас связано с одной из самых тяжелых страниц Вашей жизни. Да и мне долгое время казалось, что я не смогу спокойно слышать Ваше имя. Оно и самый Ваш образ сопрягались в моей памяти с самыми мучительными событиями моей жизни. Не могу без содрогания вспоминать тот майский вечер, и суд, и то, как сжалось мое сердце, когда я увидела Вас за решеткой – Вас, убийцу моего мужа. Я даже сознание потеряла тогда от ужаса. Но так уж произошло, такая судьба у нас с Вами, что однажды пересеклись наши дороги – пересеклись, да и разошлись, оставив у нас в душах ощущение трагическое и болезненное.
Но вот теперь, по прошествии нескольких лет, я вдруг ощутила, что мои прежние чувства к Вам совершенно изменились. Я испытываю к Вам отнюдь не ненависть, не злобу или какое-то другое острое чувство. Я наконец-то поняла, что освободилась от ежедневных, ежечасных мыслей о Вас. Я обрела свободу от своего прошлого. Как же это странно, что Вы, человек, из-за которого я испытала столько тягостных минут, столько горя, – что Вы в то же время явились причиной самого счастливого и радостного события в моей жизни!
Я была убеждена, что после смерти мужа должна похоронить себя, поставить крест на личном счастье. На долгие годы, может быть, даже навсегда. Но так уж вышло, что судьба вдоволь насладилась моими страданиями и послала мне невероятное утешение, о котором я не смела даже и мечтать. Я встретила человека, которого полюбила с первого взгляда. Он полная противоположность моему покойному мужу, да и вообще всем моим прежним знакомым. Он совершенно другой человек, чем те, кого я когда-либо знала. Скажу Вам правду – я даже и представить не могла, что на свете существуют подобные люди. Встреча с ним стала для меня судьбоносной и перечеркнула все мои прежние планы, абсолютно все!
Короче говоря, я полюбила. Теперь мне кажется, что полюбила я впервые в жизни, что никогда раньше я не испытывала чувства такой остроты, силы, настолько всепоглощающего и всепобеждающего. Конечно, в моей жизни были и другие мужчины, однако теперь я с облегчением закрываю глаза на все страницы моего прошлого. Я чувствую себя как бы заново родившейся, обновленной и, повторю, совершенно свободной.
Вас, конечно, удивляет, с чего это вдруг я стала рассказывать Вам о своей личной жизни? Но дело в том, Сергей Николаевич, что я наконец-то простила Вас за то, что вы сделали со мной и моей жизнью. Не могу перестать удивляться, что Вам, именно Вам я обязана величайшим счастьем моей жизни! Поэтому и я решила сообщить, что теперь совершенно свободна от Вас и от своего прошлого. Я благодарна Вам за все, что случилось со мной по Вашей вине… Нет, убийство остается убийством, однако теперь я совершенно счастлива и не могу, не хочу больше проклинать Вас. Наоборот – я благословляю Вас и прощаюсь с Вами навеки. Желаю Вам обрести свое новое счастье так же, как обрела его я.
Итак, прощайте, Сергей Николаевич, да хранит Вас бог. Умоляю Вас не держать на меня обиды, зла и очень прошу – простите меня. Простите за все! Прощайте навсегда!
Майя Майданская.
Лида свернула письмо и подняла изумленные глаза на Григория.
– Ну? – спросил он, кривя в ухмылке угол рта. – Каково?