Мы прошли по нескольким улочкам вокруг местного музея-святыни и по короткому, хорошо освещенному газовыми фонарями тоннелю вошли в низинную толщу кургана. Солидные ворота, открытая в них настежь встроенная калитка и зал, в котором мимо нас то и дело пробегали то здешние постояльцы, то прислуга, то еще какие-то непонятные люди с весьма деловым и независимым видом. Правда, на входе, сразу за воротами, на стуле восседал молодой, воинственного вида мужчина. Помимо меча на поясе да приставленного к стене копья на той же стене висел лук со спущенной тетивой и два колчана со стрелами. Помимо этого у него имелись стальные наплечники и грудная кираса из того же металла, а рядом, на подставке, висел островерхий шлем с брамицей и кольчужной сеткой для шеи.
Солидный воин! Профи! На швейцара никак не смахивает, а вот на элитного охранника – в самый раз. Правда, ни в какие дела или разговоры он не вмешивался и даже не присматривался особо к проходящим мимо него людям.
Распорядитель, внушительный и тучный мужчина, встретил своего приятеля притворным ворчанием:
– Нет чтобы хоть раз зайти да и посидеть со мной пару часиков, так только по делу забегаешь! Кого приволок?
– Ты его, парень, не пугайся, – успокоил меня служитель кургана. – Это он для виду поворчать любит, а так добрейшей души человек.
Я попытался сотворить на своем лице понимающую улыбку.
– Добрейший? – скривился в гневе распорядитель. – Это потому, что забываю тебе напомнить о долге в две лейзуены?
– Да ладно тебе, Емлян! – рассмеялся мой нечаянный доброжелатель. – Они у меня уже давно пылятся, и завтра точно обещаю зайти с ними вечером и часок с тобой погуторить. А сейчас и в самом деле некогда.
Видимо, эти лейзуены явно имели некое отношение к местным спиртным напиткам. Слишком уж настойчиво они одним названием просились на дружеские посиделки с застольем. Тем временем тучный мужчина всем корпусом развернулся ко мне и стал осматривать:
– Переночевать хочешь?
Я умудрился уже в который раз кивок совместить с пожатием плеч.
– Парень с востока, – пришел мне на помощь проводник. Похоже, и в самом деле спешил и хотел быстрее распрощаться. – С самих Пимонских гор. Зовут Борей. Горло у него простужено, хрипит, сердечный, так что ты его отваром горячим угости. Не смотри, что мал ростом, упал в детстве, сильно болел и перестал расти. Денег с него тоже много не дери, поиздержался он в дальнем пути. Утром ему объяснишь, как быстрее в порт добраться, может, чего заработает. Ну а обо всем остальном вы и сами тут без меня договоритесь.
Он резко согнул обе руки в локтях, чуть ли не прижимая кулаки к плечам, получил подобное прощание в ответ от своего приятеля и поспешил на шумную улицу. Но теперь я уже точно понял, что рукопожатием тут не пользуются, вместо него тут вот такие странные ужимки как при встрече, так и при расставании. Оставалось только выяснить, как это происходит, если одна, а то и обе руки заняты? Потому что слова-приветствия мне до сих пор выделить не удавалось.
Находились мы в довольно большой приемной комнате, которая служила своеобразным и холлом, и конторкой, и пропуском в три внутренних коридора. Освещалась она как большими газовыми фонарями, так и несколькими довольно странными на вид, но совершенно не дающими копоти факелами. Похоже, последние использовались скорее для декоративности интерьера. Подобие некоей гостиничной стойки тоже имелось, за которой стояли два массивных шкафа, стол с несколькими лавками, да виднелись в глубине две небольшие двери, ведущие наверняка куда-то в подсобки.
Перед стойкой тоже стояли лавки, широкие, с удобной спинкой. Вот на одну из них я поставил сразу свой рюкзак и теперь, перебирая в карманах мелочь и монеты, ждал, что будет дальше. Не скажу, что спокойствие и мирная ситуация м еня расслабили, но как-то верилось, что обижать меня здесь никто не станет. Хотя и начал Емлян сразу со шкурного вопроса:
– Что, парень, совсем заплатить нечем?
Пришлось издать звук, могущий обозначать что угодно, и выложить перед ним вынутую наугад из кармана монету, нащупанную по методу – побольше, но потоньше. Это оказались банальные пять копеек середины прошлого столетия, и я сам чуть не зашелся в диком приступе смеха. Сдержаться удалось лишь с помощью перекрытия гортани и одновременной попытки втянуть воздух. Благо что подобным штучкам меня подруги давно научили.
Со стороны это увиделось и воспринялось совсем иначе.
– Жалко расставаться? – посочувствовал Емлян, беря монетку своими толстенными пальцами и внимательно рассматривая. Но когда он стал проявлять свою реакцию, мне вначале показалось, что он надо мной издевается: – Ого! Кажись, целый пятак! А говоришь, что поиздержался! Только вот никак не пойму, чей он. Ни разу таких в руках не держал, не видел и в описаниях не встречал.
То, что он разбирается в арабских цифрах, поразило меня тоже основательно. Неужели между мирами настолько большие сходства? А почему бы и нет? Грибники, или кто там еще, могут ведь не только рюкзаки свои таскать из одного места в другое, глядишь, и распространением знаний или хотя бы элементарной грамоты занимаются.
Только вот что отвечать на вопрос? Тем более с явным подтекстом и попыткой поиздеваться. Только и оставалось, что валить на жуткую удаленность моих якобы прежних мест обитания. И я вновь показал руками горы, а потом правой рукой сделал пассы, обозначающие: «Ну там у нас вообще такого хлама навалом».
И опять меня поняли совсем не так.
– Ого! Да это и не ваши? Неужели из самого Заозерья? – На этот раз я для разнообразия утвердительно гукнул. – Вот дела! Недаром бают, что заозерские мастера что угодно вытворить могут.
– Угу, угу, – поддакивал я.
– Только я тебя, Борей, не пойму, – вроде как совершенно искренне удивился распорядитель местной пейчеры. – Коль у тебя деньга имеется, то чего ты в порт собрался на работы идти? За этот пятак у меня можешь хоть два рудня жить, еще и столоваться при этом.
Однозначно издевается! Потому что слово «днина» я уже слышал и вполне верно перевел его в понятие «день». Значит, «рудня», похожее на рубленый кусочек дня слово, – это нечто вообще маленькое. Может, они минуты тут так считают. Следовательно, этот тучный мужик не такой уж и добряк, если так нагло и бесцеремонно издевается над калекой-недоростком. А я подобных вещей всегда не любил. Но если раньше за моей спиной всегда стояли три безжалостные пантеры, то сейчас пришлось самому отстаивать честь и право считаться мужчиной. Легко! Эти роли мне тоже приходилось играть. Я нахмурился и с таким укором покачал головой, что распорядителя проняло:
– Да ладно тебе обижаться, я ведь такой пятак впервые в руках держу! – После чего он бросил монету несколько раз на покрытую доской перегородку, прислушался к звону, согласно кивнул и проворчал: – Так и быть, можешь все три рудни жить и питаться. И залог с тебя за ключ не возьму.
Вот гад! Я уже готов был промычать нечто гневное и попытаться забрать монету, как Емлян повернулся, своим ключом раскрыл дверцу шкафа, достал оттуда другой ключ и передал мне: