— Не смей.
— Шоу, ну давай поговорим.
— Нет.
— Перестань упрямиться.
— Гейб, я встречаюсь с другим. Нам не о чем разговаривать. Еду только для того, чтобы мама отвязалась.
— Ты встречаешься с тем панком? Сама-то хоть понимаешь, что это несерьезно? Ты можешь представить, что приходишь домой после трехсуточного дежурства в больнице, а он сидит и ждет тебя, как примерный мальчик? Ты правда думаешь, что вас ждет именно такое будущее? Поверь, как только у тебя начнется практика и он поймет, что ему придется много времени проводить одному, тут же начнет крутить с другими. Вернись с небес на землю. Такие парни не годятся для долгих отношений, они заводят романы, только пока их влечет новизна.
Я мигом ощетинилась, потому что Гейб попал по больному месту. В ответ просто сделала музыку громче и постаралась до конца поездки не обращать на своего спутника внимания. Я ехала быстрее, чем обычно, лишь бы поскорее добраться. Гейб упорно пытался втянуть меня в разговор, но всякий раз я выкручивала громкость на максимум, так что чуть перепонки не лопались. Говорить было совершенно немыслимо; наконец до Гейба дошло, и он заткнулся. Я буквально выпихнула его из машины, когда оказалась в Бруксайде. Он жестом попросил опустить окно, но я стиснула зубы и вдавила педаль газа в пол.
Мои родители жили в другом районе, поэтому по пути я решила выпить кофе в «Старбаксе», куда ходил Рул, когда мы в последний раз приезжали с визитом. Чтобы помучиться еще немного, достала телефон и убедилась, что новых сообщений нет. Я не знала, что делать; как будто все, о чем я мечтала, утекало между пальцев.
— Шоу? Шоу Лэндон?
Я оторвалась от кофе и подавила стон: на меня надвигалась Эми Роджерс. Почему я забыла, что она любит этот «Старбакс»?
— Да, Эми. Как поживаешь?
Она чмокнула губами в воздухе возле моей щеки и лучезарно улыбнулась. В старшей школе Эми никогда не снисходила даже до притворной любезности, поэтому я насторожилась.
— А, хорошо. Только что закончила курсы красоты. Теперь работаю в одном престижном салоне в Денвере. Ты ведь тоже где-то там живешь?
Я кивнула — и увидела, как она рассматривает мою новую прическу.
— Кстати, здорово, что я тебя встретила. Я уже начала искать твой телефон…
Я подняла бровь.
— Зачем?
Эми отбросила за плечо прядь волос.
— Я несколько недель назад ездила домой и встретила одного из близнецов Арчеров, ну, того, с татуировками. Ты ведь с ними дружила, вот я и подумала — у тебя случайно нет его номера? Не помню, который это из них двоих, но, о-о, какой красавчик! Я слышала, они тоже переехали в Денвер. Может, у нас что получится.
Внутри у меня что-то заледенело. Я чуть не выплеснула кофе в ее хорошенькое личико, но все-таки, стиснув зубы, сумела удержаться.
— Реми погиб, Эми. Остался только Рул. Реми не стало три года назад. И он, конечно, придет в восторг, если ему позвонит какая-то идиотка, которая даже не помнит, кто он такой. Всего лишь «один из близнецов Арчеров». Фу, какая мерзость. Скажи спасибо, что мы в общественном месте, иначе я бы надавала тебе пощечин…
Она в изумлении уставилась на меня, а я протолкнулась мимо и выбросила стаканчик с кофе в мусорное ведро.
— Его номер ты не получишь, потому что Рул мой, и если ты к нему подойдешь, то, видит Бог, я тебя отделаю так, что войду в полицейские анналы.
Меня трясло, когда я садилась в машину, и буквально через секунду хлынули слезы. Я скучала по Реми, по Рулу, по Марго и Дейлу. Рул был прав: я не знала, что значит спорить с матерью, потому что никогда этого не делала, а теперь она пыталась встать между мной и тем человеком, с которым я хотела быть. Я могла бесстрашно сцепиться за него с дурой вроде Эми, но только не с мамой! Я всегда знала, что Рул стоит любых усилий — и отчаянно пыталась это втолковать его родителям, — но когда пришлось самой доказывать свои чувства, поступила так же, как и остальные, и позволила матери отдалить меня от Рула. Прижавшись лбом к рулю, я вытащила мобильник и целых пять минут смотрела на экран, гадая, что написать. В итоге получилось: «Прости, я не хотела тебя обидеть. Очень скучаю по тебе».
Я убрала телефон, чтобы не сойти с ума, дожидаясь ответа, и поехала к родителям. Наш дом больше напоминал элегантное горное шале, чем обычный коттедж. Все, начиная с ворот, было изысканным и дорогим; припарковавшись и шагая к крыльцу, я вновь вспомнила, какой маленькой всегда чувствовала себя на фоне этой роскоши. Когда в моей жизни появился Реми и взял меня под крыло, я стала проводить у Арчеров почти круглые сутки. При всех своих недостатках, их семья была любящей и заботливой. Мои отец и мать жили совершенно иначе, в окружении прислуги и дорогих вещиц. Войдя в гостиную, я вновь почувствовала, что не желаю здесь находиться. Если не помиримся с Рулом после выходных, то я же с ума сойду…
Моя мать, в блеске и славе, окинула меня критическим взглядом. Не обняла, не спросила, как я добралась, не сказала: «Извини, милая, что пропустила твой день рождения». Просто обвела ледяным взором от макушки до мысков моих кожаных сапог, неодобрительно поджала и без того тонкие губы.
— Что ты сделала со своими волосами, Шоу? Кошмар. И, надеюсь, для ужина в клубе ты привезла что-нибудь более уместное? Мы не на студенческую вечеринку собираемся.
Я приехала в лосинах и длинной тунике с широким кожаным поясом, в тон к сапогам. Для простой поездки домой это было чересчур изысканно, но я надеялась избежать именно такой сцены. Вновь я не сумела соответствовать маминым стандартам. Я крепче стиснула в руках сумочку, которую отказалась отдать горничной, отворившей дверь. Сердце подступило под горло — точнее, оно осталось в Денвере и по-прежнему отказывалось со мной разговаривать.
— Я надеюсь, вы с Гейбом все обсудили?
— Нет. Я ведь ясно сказала, нам не о чем разговаривать.
Мамин рот, хоть это и казалось невозможным, сжался еще сильнее, словно она сосала лимон. Она была красива — но, глядя на нее объективно, возможно впервые в жизни, я поняла, что ее красота резка и холодна, так что смотреть больно.
— Я, кажется, просила тебя закончить с глупостями! Эти два дня ты будешь вести себя вежливо и деликатно. Я не потерплю ни грубости, ни проявлений неприязни в адрес Гейба и прочих Дейвенпортов, ты поняла?
В глубине моей души Шоу, которая любила Рула, — та Шоу, которой следовало бы отказаться от поездки на нелепое семейное сборище, — подняла голову. Я отбросила пряди окрашенных волос за плечо и прошагала мимо матери к лестнице, наверху которой находилась моя комната.
— Ты сама велела мне приехать, мама, теперь уж терпи, хочешь ты того или нет.
Она что-то пронзительно крикнула вдогонку, но я перебила ее, сказав через плечо:
— Дай знать, когда пора будет выходить.
Я закрыла дверь в комнату, которую никогда не считала по-настоящему своей, и бросила сумку на пол. Дизайнер превратил спальню в палитру серых и розовых тонов. Все было очень изящно, женственно, вплоть до большой кровати с уймой мягких подушечек, четырьмя столбиками и кружевным пологом. Она непременно привела бы в восторг того, кто мечтал спать в роскоши, на простынях, сотканных вручную. Ни личных фотографий, ни ярких пятен, ни радио или телевизора — ничего, отражающего личность человека, который здесь поселился. Я уселась, скрестив ноги, на широкую кровать и отправила Эйден эсэмэс. Она вела себя немного странно с того вечера, как позволила Джету подвезти ее домой из бара, но ничего не хотела рассказывать; и раз уж я сама переживала сердечную драму, то не желала ссориться, вытягивая из Эйден секреты.