Только и находил потом оправдание своему поступку, что славная победа над самыми злейшими врагами каждого человека вскружила мне голову и начисто затмила здравый рассудок. И то еще, что мой организм оказался значительно более стоек к алкоголю, чем организм прославленного мэтра клоунады. Его первым унесли в нашу комнату вместе с арбалетом, там аккуратно раздели и бережно уложили на кровать. После успокоения на ложе одного барона Стае вернулся за другим, то бишь за мной. Еще и уговаривать меня пришлось, потому что я никак не хотел отрывать одну руку от стола, а второй рукой продолжал колотить по нему кубком и заплетающимся языком требовать:
— Ну! Еще один глоток! За победу! Наливай!
Так меня с кубком и унесли. Пока несли, меня изрядно укачало, и я уснул мертвецким сном дорвавшегося до дармовой выпивки алкоголика. Случилось это примерно в послеобеденное время, так что выспаться до ужина мы все равно не успели. Зато сами проснулись, когда почти стемнело. Вернее, это Леонид потревожил мой нежный сон каким-то несуразным, неразборчивым мычанием. Шевелить тяжеленной головушкой мне вначале долго не хотелось, поэтому я только с шестой или десятой попытки понял, что хочет мой товарищ:
— Пить! Будь ты проклят, Мохнатый, если опять не дашь опохмелиться!
Видимо, ему приснились кошмарный манеж и проклятая работа в передвижном цирке. Пришлось сочувствующе помычать в ответ и попытаться самому вспомнить, кто я и что здесь делаю. Вспомнить о себе ничего путного не удалось, зато ясно представилась бочка с ледяной водой, стоящая совсем рядом со спальней. Вот какая у меня память избирательная с перепою!
Со вздохом уселся на кровати, и в следующий момент меня оглушил знакомый голос. Заодно он жестко, до боли в висках напомнил, кто я такой и что здесь делаю.
— Ваши милости! Вставайте! Тревога! — Стае влетел в спальню, чуть не грохнулся, споткнувшись, рассмотрел меня и запричитал: — Беда, господин Цезарь, беда! Сотник выслал Дальний дозор еще пополудни, и вот теперь от них голубок прилетел с плохой новостью: огромное войско зроаков в нашу сторону идет! Никак не меньше пяти тысяч рыцарей. Видимо, те, что ночью сбежали, к ним подались и теперь сюда мстить ведут.
Хмель выветривался из головы, словно от урагана. Зашевелился, пытаясь встать, и мой товарищ. А я, пошатываясь, ввалился в ванную и с размаху засадил голову в бочку с ледяной водой. Вынырнул и вместо вопля воскликнул:
— И что?
— Комендант объявил полную эвакуацию личного состава на левый берег. Надо спешить!
Это мне нравилось. Раз обстоятельства так складываются, то лучше и в самом деле оставить форт, но зато спасти всех людей. Мы и так тут славно повоевали, теперь можно и отступить на более укрепленные, а главное, неприступные из-за широкой водной преграды рубежи. И Трофим не стал оглядываться на приказы или указания из ставки князя Михаила держаться на стенах до последнего воина. Молодец!
Другой вопрос, что эвакуировать следует в первую очередь самое ценное, а про тирпиеня никто сам спросить и права не имеет. Не хотят умирать от ядовитой дымки! Хорошо, что я сам вспомнил, выходя из местного аналога ванной комнаты:
— О! Ты чего стоишь?! Бегом куски тирпиеня в руки и на берег! Стоп! Зови еще двоих!
Стае сделал это через окно, и, когда все трое уже оказались нагружены, я отдал строгий приказ:
— Что бы с нами ни случилось, вы должны эту лечебную панацею сберечь и в крайнем случае употребить для нужного дела по собственному уразумению. Даю вам на это полное право. — Заметив, что они замешкались, топчась на месте, рявкнул, как положено: — Выполнять! Бегом!
Больше мы ни Стаса, ни его помощников не видели. Но кто-то нам чуть позже подсказал, что парни сразу с первой лодкой отправились на левый берег Лияны. Раз уж я назначил их своими наследниками на такой ценный груз, то уровень трех воинов на социальной лестнице сразу резко подскочил вверх.
Экипировались мы и загрузились своими пожитками довольно быстро, хотя и на этот раз не обошлось со странной чехардой с обувью. Мне показалось, что опять я надел совершенно новые сапоги из кучи под стеной. Свою многокарманную курточку я на этот раз надевать не стал, а продолжил пользоваться местным аналогом боевого жилета. Тоже вещь весьма удобная и, будучи накинута поверх ремней и патронташей с болтами, оказалась весьма просторной и практичной. Кстати, после ночного сражения зарядов у нас оставалось всего лишь по четыре десятка на каждого.
Во дворе под торчащими из стены факелами нас ждали оба боевых расчета с мешками болтов, как потерявших свою годность, так и вполне еще пригодных для стрельбы. А рядом с ними, на столах, поблескивали разложенные по рядам новые, наштампованные кузнецами смертоносные жала.
— Последние еще теплые, — любовно поглаживая оперения рукой, похвастался один из гигантов. Кузницу только что разобрали и самое ценное к берегу понесли.
— Сколько? — коротко спросил я, лихорадочно хватая то один, то другой болт и проверяя его на правильность исполнения. Как на первый взгляд, то очень, очень неплохие они получились для таких кустарных условий производства.
— Восемьсот! И более двухсот пригодных достали из тел кречей и зроаков.
— Хо-хо! — обрадовался Леонид, интенсивно распихивая болты по своим подсумкам и патронташам и кивая запыхавшемуся сотнику, — Да мы еще одно сражение выиграть можем! Кого стрелять будем?
— Никого! — резко выдохнул Трофим, — Немедленно уходим на тот берег. С минуты на минуту наши разведчики Должны примчаться, и надеюсь, они успели солидно оторваться от погони.
— А если не оторвались? — озвучил я очевидную мысль.
— Ну, тогда их прикроем залпами из луков, а потом и сами в лодки попрыгаем.
— И для всех лодок хватит?
— Снуют между берегами вовсю, но пока сами на берег не спустимся, не узнаем.
— Тогда надо какой-нибудь барьер перед самым обрывом соорудить, — посоветовал я. — Мы там с расчетами чуть подождем и, когда уже точно все эвакуируются, спокойно отойдем последними. Для нас шестерых одной лодки хватит.
— Ладно, давайте бегом к берегу, там разберемся! Тем более что телег над обрывом скопилось порядочно, чем не барьер против любой конницы?
Дюжие первые номера легко подхватили наши рюкзаки, вторые номера — мешки с болтами, и мы поспешили вместе с последними воинами и сотником Осмоловым к берегу. Причем, уходя последним, он поджег огромные кучи хвороста у ворот как первого, так и второго донжона. Хотя я заметил при этом навернувшиеся у него на глаза слезы, но говорил от твердо:
— Иначе самим потом штурмовать придется. А так легче будет после возвращения отстроить заново.
— Одобрям! — хлопнул я его по спине. — Нечего врагам готовую крепость оставлять.
— Не только это. Разведчики сразу поймут, куда мчаться, — стал перечислять дальновидный сотник. — Нам их видно будет отлично при свете пожара, зроаков сразу рассмотрим, если они на хвосте сидят, стрелять будет сподручнее по теням на светлом фоне.